Над Кубанью. Книга первая - [4]

— Мы ж их напугали, — возразил Федька Велигура.

Он расположился у мажары и, поставив между ног кувшин, осторожно развязывал его, приготовившись поужинать домашним кисляком.

Миша поднялся, прислушался. Острый его слух привык различать самые отдаленные степные звуки. Он умел понимать шуршание ящериц, осторожное шелестенье змеи, пощелкивание суслика или резвую перебежку зайца. Вот сейчас в уши врывается Кубань, но этот шум водоворотной струи не в состоянии отвлечь внимание. Миша привык к реке, как житель морей привыкает к извечному плеску прибоя, и никогда, даже восприятию тонкой музыки, не помешает привычный ропот волн. Мальчик чутьем степняка уловил направление, по которому повели самцы послушный косяк. Табун слишком стремительно двигался к запольным землям — в потраву.

— Надо завернуть коней, — сказал Миша, опускаясь на землю, — по-волчиному завернуть!

— С огнями? — спросил Сенька, и в тоне голоса послышался призыв.

— С огнями, — согласились все.

Ребята, размахивая головнями, словно факелами, снова понеслись по высокой траве, не чувствуя ни уколов колючки, ни вонзающихся в пятки кавунчиков. Кометные хвосты низко летели по степи. Впереди Миша, устремив факел копьем, затем его перегнал Федька. Он бежал, длинный и костлявый, с маху перепрыгивая будяки. Чувствуя себя победителем, он торжествующе обернулся. Но в тот же миг его чуть не сшибли. Федька встряхнулся, отстал, горячие угольки попали за ворот рубахи. Соперники впереди, и по тому, как на ходу они ловко крутили головни, точно мельницы, Велигура узнал своих приятелей по ночному, всегда опережающих его. Мальчишки помоложе бежали крикливо и озорно.

— Ой, не могу, запалился! — крикнул один из них, свалился на мягкий бугор кротовой норы. — Без меня! — заорал он вдогонку и, приподняв рубаху, начал прикладывать к горячему животу прохладную землю.

Глухой топот. Косяк, напуганный огнями и криком, снялся и пошел на заполье. Трудно догнать его сейчас, когда впереди, порвав ненадежные путы, мчатся порывистые жеребцы, а за ними скоком, взмахивая гривами, кобылицы, подчиненные стадному чувству спасения от какой-то неизвестной и страшной опасности. Так в прикаспийских степях во время внезапных весенних гроз и ураганов испуганно срываются со стойбищ табуны. Мчатся за ними молчаливые кочевники-табунщики на своих горячих, стремительных конях, не препятствуя табуну, зная, что покуда над степью ломаются огневые молнии, сопровождаемые грохотом и ливнем, никто и ничто не сумеет остановить обезумевших животных.

Мишка свалился на землю и мигом оброс гурьбою уставших ребятишек.

— Путы порвут, ноги потрут, — забеспокоились они, напирая на Мишу.

Он встал и пошел обратно. За ним с понуренными головами возвращались остальные.

— Это ты придумал, — укорил вожака Федька.

— Я, — огрызнулся не менее его раздосадованный Миша, — а тебе что? Что тебе надо? Ну?

— Вот я расскажу папане. Он тебя выпороть заставит.

— Усы у твоего папани короткие меня выпороть.

— Для тебя в самый раз.

Миша приостановился и схватил Федьку за ворот. Сенька, кинувшись к ним, повис на руке приятеля, загасив готовую вспыхнуть ссору.

— Эх вы, оба казацкого звания, а зацепились, — серьезным тоном пожурил он. — Кабы были казак да городовик, тогда понять еще можно, а то… казаки промежду собой всегда миром жили.

Сенька вразумил приятелей, и они, побуркивая, продолжали путь. Розыски решили отложить до рассвета. У табора Сенька старательно вытер босые ноги пучком травы и, на ощупь повынимав занозы, укутал мешком. Друзья поужинали рубчатыми орешками, которые так умело пекла из кислого теста Мишина мама. Сенька нагнулся к колесу, нащупал чей-то кувшин и продрал завязку.

— Квасок, — причмокнув, определил Сенька. — Ехал Ванька на Кавказ, продавала девка квас, — проговорил он нехотя и потянул на себя рядно.

Миша прилег рядом с приятелем. Хворост пожгли весь, костер погас. Ребята бредили, покрикивали. Они и во сне стерегли лошадей, спорили, ругались тяжелым мужичьим словом.

— Ехал Ванька на Кавказ, продавала девка квас, — снова бормотнул Сенька.

Миша ущипнул его.

— Что ты с Ванькой своим наладил? Вот отгадай: лучше загадку: Адам, Ева и Щипай пошли купаться, Адам и Ева утонули, кто остался?

— Знаю, знаю, не подманешь, — Сенька отстранился, — Щипай остался… Ну… ну… не щипай!.. А то я тебя так ущипну. В высше-начальной так подучают, а Тогда вот ученую отгадай задачу: «а» и «б» сидели на трубе, «а» упала, «б» пропала, что осталось?

— «И» осталось, «и», — поспешно отгадал Миша.

— Все знаешь, как дедушка Харистов, — серьезно сказал Сенька, — видать, и впрямь не зря на вас общество деньги переводит. А вот мне некогда, еще при папане чуток походил, а теперь Лука не пускает. Намедни атаман к нему приходил, Федькин батька, ругал за меня Луку. Вроде приказание есть из отдела, чтоб все казаки в школах обучались, без всякого различия, даже - те, которые в работниках…

— Ну и шел бы в школу, Сеня, — тихо произнес Мишка и отвернулся, зная, что запоздал дружок с учебой, перерос.

Сенька учуял в голосе приятеля нотки жалости.

— Не задавайся, ученый, высший начальник, — вспыхнул он. — Меня тоже Павло грамоте учит. Он не Лука. Кабы помер Лука, Павло коня бы мне выделил, пару бычат.