Над горящей землей - [26]

- Бекаревич и Ломовцев пришли с боевого задания?

- Бекаревич пока еще нет, - ответил техник.- Ломовцев пришел. Ранен. Отправлен в госпиталь.

Ломовцев и Косарев пришли на избитой до предела машине. На подходе к линии соприкосновения попали в огонь "эрликонов". Маневрировать было трудно, мешал плохо обтекаемый груз. Самолет был изрешечен. Один снаряд, пробив центроплан, разорвался над кабиной летчика. Осколки изранили ему грудь, руки, выбили левый глаз.

Но Ломовцев не дрогнул, не повернул вспять. Он понимал, как трудно нашим бойцам без боеприпасов, медикаментов, продуктов. Истекая кровью, он все же вышел на костры. И только тогда, когда штурман сбросил груз, Ломовцев взял курс на свою территорию. Когда самолет проходил над линией соприкосновения, немцы вновь обстреляли его. Но Ломовцев уже не маневрировал, не было сил. Он направил машину вниз и шел по прямой до бреющего. Это и спасло. Ему помогал Косарев, он немного умел пилотировать. Так, помогая друг другу, они дошли до Куриловки, приземлились, подрулили к командному пункту. Собравшись с силами, Ломовцев вышел из кабины, доложил генералу о том, что боевое задание выполнено, и упал без сознания.

- Значит, это их мы и видели, - говорит Константинову Жуков.- Знаешь, почему мы вернулись живыми и невредимыми? Потому что на цель выходили не прямо, не с востока, а с юга. Благодаря тебе, Володя.

На следующую ночь они опять возили мешки. Теперь уже с минами. Зениток и прожекторов не было, но огонь "эрликонов" был очень плотным. Спасала темнота, кроме того, экипажи ходили высоко, около тысячи метров. Снижались спиралью непосредственно над кострами. Мешки сбрасывали с высоты сто метров. При свете луны хорошо было видно окопы, траншеи.

И еще одна ночь, третья, последняя, когда возили мешки. На этот раз в них были снаряды. Опять били "эрликоны". Прорвавшись сквозь огонь, экипаж Жукова вышел на Лозовеньку, затем на костры. Мешки сбросили с высоты пятидесяти метров, даже немного пониже. Они упали у самых костров. Выпустив ракету, Владимир увидел, как туда бежали наши солдаты.

- Держитесь, друзья! - крикнул он что было силы.

Это был их последний полет на транспортировку грузов. Через несколько дней стало известно, что войска из окружения вышли.

"Дорогая сестренка, - пишет Владимир Тамаре, - вот я и воюю. Совсем по-иному все себе представлял. Фронтовики, встречаясь до этого с нами, говорили прежде всего о тактике - и правильно делали, - но никто ничего не сказал о чувствах и нервах, о том, как надо бороться с самим собой и долго ли продлится такое состояние, когда ничего не идет на душу - ни сон, ни еда. Конечно, не все одинаково чувствуют, одинаково переживают. Например, командир мой на задания ходит, как на работу, - спокойно, уверенно. И я в воздухе не теряюсь, соображаю, и делаю все что положено, и даже неплохо, а после полетов ни поесть не могу, ни уснуть.

Троих уже потеряли. Это ужасно, терять товарищей. Сегодня ты видел его, вместе с ним завтракал, и сегодня его не стало... Воюем мы хорошо, нас хвалят, объявляют нам благодарности".

Аэродром Тимоново по-прежнему остается основным для полка майора Хороших. Хутор Портянкин - аэродромом подскока. В Куриловке сидеть уже небезопасно, немецкие войска наступают. Направление - Донбасс. Через Изюм, Славянск, Краматорск.

Полку поставлена задача: разведать дороги восточнее и юго-восточнее Харькова и прилежащие к нему населенные пункты: Рогань, Чугуев, Печенеги. Там противник скапливает силы, оттуда началось его наступление.

- Идем в самое пекло, - говорит Жуков.

Владимир молчит, только согласно кивает. Молча кладет в кабину четыре светящие бомбы и четыре осколочные. "Леша, я готов..." Жуков взлетает, выходит на участок дороги Котовск - Старый Салтов - Непокрытая - Харьков. Владимир внимательно смотрит вниз. Пока ничего особенного, отдельные автомашины, идущие к линии фронта и обратно. Ночь лунная, видимость хорошая, высота семьсот метров.

Подошли к восточной окраине Харькова. Здесь темнее - с запада натекает облачность, прикрыла луну. Владимир бросает светящую бомбу. На участке дороги Непокрытая - Харьков видны отдельные автомашины.

Осветили шоссе Харьков - Рогань, увидели колонны автомашин и танков, идущих из Харькова. Подойдя к Рогани, попали будто в огненный ад. Шары "эрликонов" мелькают мимо машины, взрывные волны зенитных снарядов швыряют ее с крыла на крыло.

- Маневрируй, Леша! - кричит Владимир. Просто так кричит, на всякий случай, ибо Жуков уже маневрирует, резко меняет курс и высоту. Владимир бросает светящую бомбу, за ней летят четыре осколочные, листовки. Освободившись от груза, Владимир хватается за пулемет, начинает стрелять.

Потом он осветил дорогу между Роганью и Чугуевом, обнаружил колонны моторизованных войск. И снова, несмотря на огонь с земли, считал и записывал количество машин, направление их движения, время...

Подошли к Чугуеву. Облачность все ниже и ниже. Высота четыреста метров. Темно. Жутковато: вдруг подобьют. С такой высоты далеко не спланируешь, тут и упадешь, - прямо в лапы к фашистам. Но на сердце уже полегче: Харьков позади, огонь вроде бы поутих... И вдруг перед самым мотором - трассы красных шаров "эрликонов". Жуков, чтобы не ткнуться в трассу, непроизвольно убрал газ - сработал инстинкт самосохранения, - но так резко, что мотор чуть не заглох. В тишине Владимир услышал резкие, будто удары бича, хлопки: невдалеке от машины рвались снаряды.