Над бурей поднятый маяк - [42]
— Нет нужды тыкать в меня этой твоей железкой, — проговорил он сквозь смех, а смеху вторил перебор подков по улицам Аида. — Ты ведь все равно не убьешь меня сейчас, как бы тебе ни хотелось это сделать. Так что почеши свои ручонки и сунь их в карманы или под юбку женушки.
— Ты сам сказал: сейчас, — вежливо ответил Поули, пряча нож.
Кит смеялся, думая о том, что что-то подобное с ним уже было — ночь, зажженные свечи, бесплодные на первый взгляд попытки надраться, стол, где совершенно не было места для его спины.
— Чего ты хочешь?
— Свободы.
Но видно, свобода у нас с тобой не одна и та же, Уилл Шекспир, сын перчаточника из Стратфорда. И это даже не лики единого Януса, повернутые к разным сторонам света. А может, и нет никакой свободы — ни у тебя, ни у меня. Ты не властен над своей натурой, а я — над свойствами, ей противными.
— Постарайся хоть Топклиффа не выводить из себя этими твоими виляниями из лубочных, как на подбор, драм, — растеряв всю свою подчеркнутую жирными чернилами ночи вежливость, прошипел Поули, открывая дверцу кареты. — Иначе «сейчас» будет означать просто «сейчас».
Выходя, Кит оставил внутри выданный ему плащ, призванный прикрывать лицо несчастного, удостоенного сомнительной чести провести канун Пасхи в железных лапах тюрьмы Гейтхаус.
Не нужно было ему ехать в Лондон — и Мэри в глубине души всегда это знала, как догадывалась, была уверена в том, что с Уиллом что-то произошло. Молилась ночами напролет, не спала, а днями — все думала, как он там, ее старшенький, в том Лондоне, среди вельмож и разбойников. Ведь по большому счету, все они одним миром мазаны — что одни, что другие, и нужна железная хватка, чтоб не потонуть в той выгребной яме, которую все именуют столицей. Нужен хваткий норов и бешеный напор. А ее Уилл не таков. Он как был с раннего детства мечтательным и мягким, будто девочка, да таким и остался. Потому, когда Уилл вдруг перестал писать, материнское сердце не находило себе места, сжималось каждый день в предчувствии беды. И они вместе с невесткой настояли, чтобы Джон, презрев свой почтенный возраст и больные ноги, все же съездил, разведал, что там и как. Но, лишь проводив его за ворота, — поняла: зря они с Энн это все затеяли. Не стоило.
Так и вышло.
Джон вернулся мрачнее тучи, еще мрачнее, чем бывал дома — а уж его-то крутой нрав она знала, как никто. Не поздоровался даже, лишь кивнул прислуге, чтоб разобрала покупки, а сам прямо с дороги, не умывшись и не переодевшись, пошел в мастерскую. Работа его успокаивала — Мэри это знала. Вот сейчас примется отчитывать подмастерьев, отвесит пару затрещин, засядет за расходные книги, а там того и гляди, мало-помалу оттает. Может, это в дороге что-то произошло, — уговаривала себя Мэри. Но знала: нет, не в дороге.
Но из мастерской, вопреки ее ожиданиям, не раздалось ни звука, и за обед садились все в том же предгрозовом молчании. Джон хмурился, возил ложкой в тарелке — точь-в-точь, как Хэмнет, которому принесли нелюбимый пудинг, и — снова молчал. Только к бутыли с вином прикладывался чаще, чем обычно. Мэри тоже молчала, поглядывала встревожено. Выучила мужнин характер, за столько-то лет: если бы дело шло о жизни и смерти, Джон бы рассказал сразу, а остальное — захочет, расскажет, а не захочет — клещами из него не вытащишь. Энн же места себе не находила, то бледнела, то краснела, комкала в руках тонкий вышитый полотняный платок — из приданого на свадьбу вытащила, не одобряла Мэри такой расточительности, вообще не одобряла, как Энн ведет дела, да что уж сделаешь, назад не откатишь. Не выдежала, спросила:
— Вы Уилла видели, батюшка? Как он, благополучен?
При имени сына Джон побагровел, хряпнул кулаком по столу:
— Живой твой муженек, живой, черти не взяли!
И Мэри укрепилась в мысли: что-то случилось, и, видно, страшное.
Уж не переменил ли Уилл веру в угоду тамошним покровителям, не стал ли поклоняться королеве как Святому Престолу, как все эти разряженные щеголи? А Джон продолжал, заводясь все больше:
— О детях лучше думай да за Хэмнетом приглядывай, а то растет — ни рыба ни мясо, еще бы в платье его нарядила!
Энн ахнула, приложила платочек к губам. Мэри, предчувствуя один из тех скандалов, что частенько бывали между невесткой и ее мужем, подала голос:
— Поел бы с дороги.
Джон тему менять не стал, поднялся из-за стола, с грохотом отодвинув тарелку:
— Спасибо, наелся. Под завязку.
И тут же, безо всякого перехода добавил.
— Ты, мать, книжонки те, что Уильям оставил, уходя, никуда не девала?
Боясь себя обнаружить, Уилл погасил фонарь, и двигался вдоль стены — наощупь, проламывая тонкий лед на зловонных лужах, которых у стен Гейтхауса было в изобилии. Уилл силился не думать, что в них, и упрямо держался стены, дающей тень. Он решил, что доберется до окон той самой комнаты, о которой столько думал и будет следить. И если увидит что-то… что-то подозрительное или страшное, будет кричать. Может быть, это привлечет ночную стражу, может быть, в доме поднимется тревога, может, его услышат констебли, которые — и он знал это — денно и нощно дежурят в Вестминстере. Он поднимет шум — и отвлечет палача от жертвы, а уж Кит, Уилл был в этом уверен, найдет способ выбраться.
Профессор из Кембриджа Хорейс Холли и его подопечный Лео Винси отправляются в Восточную Африку на поиски затерянного королевства. Их цель – раскрыть древнюю тайну семьи Винси, ищущего правдивые подробности о судьбе своих предков. Они обнаруживают племя дикарей и загадочную белую королеву – Айшу, открывшую тайну бессмертия. Вскоре Холли и Винси узнают, что Айша, вероятно, связана с древней загадкой, которую они пытаются разгадать…
Андрей Петрович по просьбе своего учителя, профессора-историка Богданóвича Г.Н., приезжает в его родовое «гнездо», усадьбу в Ленинградской области, где теперь краеведческий музей. Ему предстоит познакомиться с последними научными записками учителя, в которых тот увязывает библейскую легенду об апостоле Павле и змее с тайной крушения Византии. В семье Богданóвичей уже более двухсот лет хранится часть древнего Пергамента с сакральным, мистическим смыслом. Хранится и другой документ, оставленный предком профессора, моряком из флотилии Ушакова времён императора Павла I.
Владимир Абрамов, один из первых успешных футбольных агентов России, на протяжении многих лет являлся колумнистом газеты «Советский спорт». Автор популярных книг «Футбол, деньги, еще раз деньги» (2002 год) и «Деньги от футбола» (2005 год). В своем историческом романе «Хочу женщину в Ницце» Абрамов сумел чудесным образом объединить захватывающие события императорского Рима и интриги российского бомонда прошедших веков с событиями сегодняшнего дня, разворачивающимися на берегах Французской Ривьеры.
Новый роман Юлиана Семенова «Горение» посвящен началу революционной деятельности Феликса Эдмундовича Дзержинского. Время действия книги — 1900–1905 годы. Автор взял довольно сложный отрезок истории Российской империи и попытался показать его как бы изнутри и в то же время с позиций сегодняшнего дня. Такой объемный взгляд на события давно минувших лет позволил писателю обнажить механизм социального движения того времени, показать духовную сущность борющихся сторон. Большое место в книге отведено документам, которые характеризуют ход революционных событий в России, освещают место в этой борьбе выдающегося революционера Феликса Дзержинского.Вторая книга романа Юлиана Семенова «Горение» является продолжением хроники жизни выдающегося революционера-интернационалиста Ф.
Путешествие графов дю Нор (Северных) в Венецию в 1782 году и празднования, устроенные в их честь – исторический факт. Этот эпизод встречается во всех книгах по венецианской истории.Джакомо Казанова жил в то время в Венеции. Доносы, адресованные им инквизиторам, сегодня хранятся в венецианском государственном архиве. Его быт и состояние того периода представлены в письмах, написанных ему его последней венецианской спутницей Франческой Бускини после его второго изгнания (письма опубликованы).Известно также, что Казанова побывал в России в 1765 году и познакомился с юным цесаревичем в Санкт-Петербурге (этот эпизод описан в его мемуарах «История моей жизни»)
В основу пересказа Валерия Воскобойникова легла знаменитая «Песнь о нибелунгах». Герой древнегерманских сказаний Зигфрид, омывшись кровью дракона, отправляется на подвиги: отвоевывает клад нибелунгов, побеждает деву-воительницу Брюнхильду и женится на красавице Кримхильде. Но заколдованный клад приносит гибель великому герою…