Нацизм. От триумфа до эшафота - [5]

Почему была прекращена передача лейпцигского процесса по радио

Несмотря на повторное утверждение пойманного на месте преступления поджигателя Ван дер Люббе о том, что он единственный участник и что соучастников в преступлении не было, судебные эксперты пришли к другому, прямо противоположному выводу. Эксперты в области пожарного дела и химии с полным единодушием утверждали, что пожар таких размеров мог быть вызван только совместными действиями нескольких преступников. Множество очагов пожара, далеко расположенных друг от друга, и чрезвычайно быстрое распространение огня невозможно было, по их мнению, объяснить по-другому. Каждый раз, как только Ван дер Люббе пытался убедить их своей сказкой, эксперты начинали громко смеяться.

Министр пропаганды Геббельс и Геринг, бывший уже тогда премьер-министром Пруссии, министром внутренних дел и председателем рейхстага, начинали особенно нервничать тогда, когда Димитров — именно в результате заявлений экспертов — приступал к разоблачению подлинных преступников. «Можно ли представить, что преступники попали в здание по подземному туннелю, ведущему к рейхстагу?» — спросил Димитров на процессе у одного из сторожей рейхстага, вызванного в качестве свидетеля. Трансляцию процесса по радио на всякий случай немедленно приостановили, но иностранные журналисты сразу же довели все сказанное на процессе до сведения общественности. Вот несколько выдержек из стенограммы процесса:

«ПРОФЕССОР ЙОССЕ (преподаватель теплотехники в Берлинском политехническом институте): Помещение зала пленарных заседаний размером свыше 10 тысяч кубических метров никак нельзя было поджечь с помощью факела Для этого непременно должны были использовать жидкое горючее. Совершенно исключена возможность того, что Ван дер Люббе один устроил пожар. Подготовка к поджогу должна была потребовать значительной затраты времени и участия нескольких лиц. Основной целью мелких очагов пожара в помещении ресторана и в кулуарах зала пленарных заседаний (которые следует приписать Ван дер Люббе) было привлечь внимание входивших людей, которые захотели бы потушить пожар, и удержать их вдали от зала пленарных заседаний. Ведь необходимо было применить минимум 20 килограммов жидкого горючего (вероятно, керосин или бензол), а может быть, и 40 килограммов. Вероятно, для соединения отдельных очагов пожара были использованы также тряпки, кинопленка или запальные шнуры.

Д-Р ТЕЙХЕРТ (защитник Димитрова): Сколько времени понадобилось для подготовки пожаров в зале пленарных заседаний?

ПРОФЕССОР ЙОССЕ: Это зависело от числа преступников. Если зажигательные вещества были подготовлены, хватило бы и 10–15 минут.

ВЕРНЕР (имперский генеральный прокурор): Торглер ушел в 8 часов 45 минут. (Торглер протестует: «Я уже в 8 часов 20 минут покинул рейхстаг!») Заведующий осветительной частью Шульц был в зале в 8 часов 20 минут. Можно ли было в этот промежуток времени осуществить эти приготовления?

ПРОФЕССОР ЙОССЕ: Да.

ДИМИТРОВ: Я рад тому, что эксперты тоже не верят, будто Ван дер Люббе действовал в одиночку. Это единственный пункт обвинительного акта, с которым я полностью согласен. Но я пойду еще дальше. На мой взгляд, Ван дер Люббе в этом процессе является, так сказать, Фаустом в деле о поджоге рейхстага. Этот жалкий Фауст предстал перед судом, но Мефистофеля поджога здесь нет…»

Мефистофель все-таки появляется…

Но вскоре и этот отсутствовавший Мефистофель — к тому же по просьбе Димитрова — появляется перед судом, но только в качестве «свидетеля». Однако свидетелю согласно правилам судопроизводства обвиняемый после допроса имеет право задавать вопросы, и Димитров пользуется этим правом, да так широко, что Геринг — а свидетелем был он — почти лопается от злости, слушая неприятные вопросы. А ведь он очень подготовился к своей роли, даже заказал на этот случай новенький сизый мундир, какого ни у кого не было. Как протекала борьба между Димитровым и Герингом?

«ДИМИТРОВ: Граф Гельдорф[2] показал здесь, что рейхстаг загорелся после 9 часов вечера 27 февраля. Около 11 часов ночи он по собственной инициативе отдал приказ об аресте коммунистических и социал-демократических руководителей и функционеров. Я спрашиваю г-на премьер-министра: говорил ли он тогда с графом Гельдорфом об этом мероприятии или нет?

ГЕРИНГ: На этот вопрос, собственно говоря, уже был дан ответ. Когда граф Гельдорф услышал о пожаре, ему, как и каждому из нас, было ясно, что это должно было быть делом рук коммунистической партии. Поэтому своим ближайшим сотрудникам он отдал соответствующее распоряжение. Но я еще раз подчеркиваю: разумеется, я вызвал его к себе и сказал ему, чтобы он представил в мое распоряжение и своих С А, на что он мне ответил, что частично уже об этом распорядился. Таким образом, я взял на себя ответственность за отданное им распоряжение, которое тогда еще не вступило в силу, и подтвердил его также государственным авторитетом.

ДИМИТРОВ: Мне хотелось бы только знать, состоялась ли между 11 и 12 часами личная беседа между графом Гельдорфом и премьер-министром Герингом?

ГЕРИНГ: Вы слышали, что я сказал. Да, он был у меня. (Гельдорф в показаниях на процессе, данных под присягой, отрицал эту встречу с Герингом, т. е. открыто изобличал своего начальника во лжи. В шестеренки механизма распределенных ролей попали первые песчинки…)