Национальная история как общественный договор - [24]

В сущности именно ограничение свободы работника в России было её конкурентным преимуществом на мировом рынке, так что всё происходило строго по законам капиталистической конкуренции.

Подобное ужесточение было вызвано не грубыми нравами царей и «вечной русской отсталостью», а потребностями западной экономики, которые послушно удовлетворяли русские землевладельцы с помощью «полицейщины» и бюрократии. Тогда как монархи либо не имели достаточно власти, чтобы противостоять хлебной олигархии, либо перераспределяли зерновые потоки в пользу государства. Во всяком случае, о том, чтобы сломать систему зерновой зависимости России от Европы и взять под контроль «хлебный баррель», речь не шла.

Так, в 1705 году вводится государственная монополия на торговлю зерном, а помещики, напротив, лоббируют «свободу торговли». Но дело тут, конечно, не в «свободе». Просто государство и помещики борятся за выгодную статью доходов: каждый хочет быть европейским поставщиком. Возникают компромиссы. Например, свобода «отпускать хлеб за море безвозбранно» сопровождалась установлением фиксированных цен на рожь в Московской губернии (4 рубля за четверть).

Словом, хлебный «баррель» играл в России XVII–XVIII веков примерно такую же роль, как углеводородный баррель сегодня.

Указом Петра I «О крепости крестьянской» от 1711 года ужесточаются условия зависимости: крестьян можно продавать как с землёй, так и без земли, разлучать с членами семьи, отправлять в Сибирь, на мануфактуру или рудники за малейшую провинность без всякого суда. Такова цена петровской «европеизации».

По закону 1762 года дворяне освобождаются от обязательной государственной службы, но крепостную «службу» крестьян оставляют в силе. За знаменитым «Указом о вольности дворянства» так и не последовал аналогичный по содержанию указ о вольности крестьянства. Хотя среди крестьян ходили упорные слухи о том, что Петр III готовил им освобождение и как раз поэтому Екатерина свергла его с престола. «Истинный царь пострадал за народ»… Этот слух становится одним из мотивов пугачёвского бунта.

После поражения русских в войне с французами в 1807 году Наполеон потребовал у России присоединиться к экономическим санкциям, введённым им против враждебной ему Британии, – принять участие в так называемой «континентальной блокаде». Поскольку Англия была главным покупателем русского зерна, эти санкции ударили и по российским латифундистам. Хлебная олигархия терпела убытки и проклинала власть за потворствование интересам тирана Буонапарте и ущемление благородного и свободолюбивого торгового сословия. Зато хлеб пошёл на внутренний рынок, и для крестьян настало счастливое время, которое продлилось целых 10 лет и получило название «хлебного десятилетия».

О подготовке крестьянской реформы в «верхах» говорят постоянно, но конкурс проектов этой реформы, объявленный Александром I в 1819 году, надолго затянулся, а хлебный «баррель» как раз в это время резко упал в цене. Ради спасения дворян от разорения реформу свернули.

Историки хорошо знают о ярком событии 1841 года, когда английский премьер Роберт Пиль вызвал к себе русского посланника Филиппа Бруннова и убеждал его в том, что «промышленность вредна для России», поскольку та самим Богом создана для возделывания земли (из донесения Бруннова К. Н. Нессельроде). Здесь мы сталкиваемся с одной из первых попыток внешнего влияния на экономику страны, причём влияния в совершенно «почвенническом» духе. Аграрная Россия нужна английской элите в качестве поставщика зерна, то есть «хлебного придатка». А вот Россия промышленная не нужна ни в каком виде, поскольку в этом случае она превратилась бы в потенциального конкурента. Так выглядит принцип мирового разделения труда в глобальной экономике XIX века, который в то время осуществлялся более или менее бесхитростными методами. Но экономическая зависимость страны видна как на ладони.

Логистика доставки хлеба на европейские рынки всё время ставит перед Россией «вопрос проливов» (Босфор и Дарданеллы), что в значительной степени определяет логику русско-турецких войн, включая проигранную Крымскую. Данный мотив играл в российской внешней политике едва ли меньшую роль, нежели абстрактные мечты о «возвращении Константинополя», столь красиво и убедительно изложенные впоследствии философом Константином Леонтьевым.

Наконец из уст только что взошедшего на престол Александра II прозвучала историческая фраза: «Лучше отменить крепостное право сверху, чем дожидаться, когда оно начнет отменяться снизу». Работа над аграрной реформой возобновилась – и вовремя, поскольку крестьяне уже начинают саботировать процесс хлебозаготовок и вместо «рыночной», «европейской» пшеницы начинают выращивать для себя «мужицкий хлеб» – рожь.

В 1861 году произошла та самая историческая отмена крепостного права, в результате которой пострадали и крестьяне, и помещики. Впереди – знаменитое разорение «дворянских гнёзд». Отсюда и хрестоматийное некрасовское:

«Порвалась цепь великая,

Порвалась – расскочилася

Одним концом по барину,

Другим по мужику!..»

(Н. Некрасов. «Кому на Руси жить хорошо»)