Национализм как политическая идеология - [77]
Второе обстоятельство, определившее трансформацию западных обществ, — беспрецедентный иммиграционный приток, который индустриально развитые страны Запада переживают приблизительно в тот же период.
Если до Второй мировой войны и короткое время после нее мигранты вливались в принимающее сообщество, либо растворяясь в нем в результате аккультурации, либо образуя незначительные по количеству меньшинства, то в последнюю треть XX в. положение очевидным образом меняется. Иммиграционный приток теперь представляет собой качественно новое явление. «Справиться» с иммиграцией с помощью мер, которые были эффективными еще в 50-е и отчасти в 60-е гг. (ограничения в приеме новых и ассимиляция принятых мигрантов), более невозможно.
Основную массу в этом притоке образуют переселенцы из стран третьего мира, т. е. люди, отделенные от основного населения принимающих стран значительной культурной дистанцией. В 1965 г. США, в 1967 г. Канада, а в 1973 г. Австралия отменили расово-этнические критерии при приеме иммигрантов. В Европе подобных ограничений de jure не существовало и раньше (хотя они и существовали de facto). Но если прежде они ограждали себя от нежелательных переселенцев жесткими квотами, то экономическая и демографическая ситуация, складывающаяся в последнюю треть XX в., заставляет отказаться от старой стратегии. Кроме того, существенное влияние на позицию государства в отношении мигрантов оказывает общественность. В частности, по гуманитарным соображениям индустриально развитые страны разрешают въезд значительного количества беженцев и лиц, просящих убежища. По тем же гуманитарным причинам эти страны воздерживаются от депортации лиц, ходатайство которых о предоставлении убежища было отклонено. Наконец, отчасти по соображениям безопасности и укрепления правопорядка, отчасти по экономическим причинам (увеличение налоговых поступлений, сужение сферы теневой экономики) многие государства периодически проводят «миграционные амнистии», предоставляя возможность нелегальным мигрантам получить легальный статус.
В результате доля иммигрантов в структуре населения западноевропейских обществ составляет от 5-6 до 17-18%. В эту статистику не попадают уже натурализованные, т. е. получившие гражданство, выходцы из других стран. С учетом этих лиц количество эмигрантского населения значительно возрастает. Например, в Нидердандах иностранцы официально составляют чуть более 5 % от общего числа жителей. Однако если прибавить сюда мигрантов, ставших гражданами страны, а также тех голландцев, один из родителей которых — неголландского происхождения, эта цифра возрастает до 16 %. Это в целом по стране. Что же касается крупных городов, то «неместные» здесь составляют от четверти до трети населения. В иммиграционных обществах эта доля еще выше. В некоторых мегаполисах Северной Америки более половины жителей или родились за пределами страны, или являются прямыми потомками мигрантов. От трех четвертей до четырех пятых жителей канадских мегаполисов — Торонто, Монреаля и Ванкувера — небританского и нефранцузского происхождения.
В литературе, посвященной этнокультурному плюрализму, проводится различие между «нациями-государствами» («национальными государствами») и «иммиграционными государствами». Надо, однако, заметить, что это различие не является строгим. Во-первых, по той причине, что практически все ныне существующие государства — в том числе и возникшие в результате иммиграции — определяют себя в качестве nation states. Во-вторых, «традиционные» национальные государства Западной Европы на протяжении последних сорока лет принимают на постоянное жительство такое количество мигрантов, что de facto превратились в «иммиграционные». И все же, отдавая себе отчет в условности этой классификации, мы вправе ее придерживаться. У Майкла Уолцера были весомые основания выделить «национальные государства» и «иммиграционные общества» в качестве особых «режимов толерантности»[324]. Главное из этих оснований заключается в том, что иммиграционные общества не имеют явного культурно-этнического «ядра». Здесь нет одной «нации» (в этническом значении слова) или «национального большинства», в культуру которого вливались бы национальные меньшинства. Здесь все в известном смысле — меньшинства, так что сформировавшаяся в рамках государственных границ общая культура представляет собой продукт взаимных уступок и взаимного приспособления многих групп. Важно и другое обстоятельство: в иммиграционных обществах государство мыслится как культурно индифферентное (нейтральное по отношению к этническим, конфессиональным, нормативным и жизненно-стилевым различиям между отдельными группами) и в этом смысле — как «наднациональное». Европейские государства, напротив, потому и называются «национальными», что придают особое значение культурной общности между их гражданами.
Из отмеченного различия вытекают и различия в стратегиях этих сообществ по отношению к иммиграции и порождаемому ею культурному разнообразию.
Тем не менее и в «национальных» и в «иммиграционных» государствах происходит общий процесс, который мы обозначили выше как пересмотр традиционного идеала национального сообщества. Этот пересмотр нашел выражение в распространении в конце 80-х — начале 90-х гг. дискурса «мультикультурализма».
Книга посвящена философскому осмыслению понятия и практик гражданства в современном мире. В ней рассматриваются важнейшие проблемы теории гражданства и основные параметры и направления вызванных ими интенсивных дискуссий в мировом философском и научном сообществе. Архитектоника книги также подчинена задаче выявления полемического напряжения современного дискурса о гражданстве. В нее включено эпохальное эссе Т. Х. Маршалла, явившееся отправной точкой современных дебатов о гражданстве. На их узловые моменты обращает внимание читателя обширное введение, написанное В. Малаховым и являющееся «критическим» по отношению к двум другим текстам, составляющим данную книгу.Книга предназначена философам, политологам, социологам и историкам.
Выступление на круглом столе "Российское общество в контексте глобальных изменений", МЭМО, 17, 29 апреля 1998 год.
Когда Геббельс создавал свое «Министерство пропаганды», никто еще не мог предположить, что он создал новый тип ведения войн. В XXI веке войны приняли новый облик. Война превратилась не только в противостояние военной силы, но и в войну информационных технологий.Сегодня любая война начинается с информационного «артобстрела». Зачем завоевывать страну силой оружия, сталкиваясь с сопротивлением и неся потери? Ведь можно подчинить ее изнутри, силами ее же граждан. Это и есть конечная цель, глобальная стратегия информационной войны.
Книга шведского экономиста Юхана Норберга «В защиту глобального капитализма» рассматривает расхожие представления о глобализации как причине бедности и социального неравенства, ухудшения экологической обстановки и стандартизации культуры и убедительно доказывает, что все эти обвинения не соответствуют действительности: свободное перемещение людей, капитала, товаров и технологий способствует экономическому росту, сокращению бедности и увеличению культурного разнообразия.
Феноменом последних лет стал резкий рост массовых протестных выступлений в разных странах мира. На смену череде «оранжевых революций» пришли «революции 2.0», отличительная черта которых — ключевая роль Интернета и социальных сетей. «Арабская весна», «Occupy Wall Street», «Болотная площадь», лондонские погромы, Турция, Бразилия, Украина… — всюду мы видим на улицах молодежь и средний класс, требующий перемен. Одна из точек зрения на эти события — рост самосознания и желание молодых и активных участвовать в выборе пути развития своих стран и «демократический протест» против тирании и коррумпированных элит.
Конфликт вокруг Западной Сахары (Сахарской Арабской Демократической Республики — САДР) — бывшей испанской колонии, так и не добившейся свободы и независимости, длится уже более тридцати лет. Согласно международному праву, народ Западной Сахары имеет все основания добиваться самоопределения, независимости и создания собственного суверенного государства. Более того, САДР уже признана восьмьюдесятью (!) государствами мира, но реализовать свои права она не может до сих пор. Бескомпромиссность Марокко, контролирующего почти всю территорию САДР, неэффективность посредников ООН, пассивность либо двойные стандарты международного сообщества… Этот сценарий, реализуемый на пространствах бывшей Югославии и бывшего СССР, давно и хорошо знаком народу САДР.