Нации и национализм - [61]

Даст ли нам больше изучение его врагов? Немногим больше, но при этом следует быть осторожным. Основная заслуга врагов национализма, как мне кажется, состоит в том, что они учат не принимать национализм в его собственной оценке и интерпретации как нечто само собой разумеющееся. Такие пожелания прочно скреплены с условиями современного существования, когда те, кем управляют, и те, кто управляет, принадлежат к одной и той же культуре. Это является нормой и принимается как должное, а нарушение этой нормы рассматривается как нечто постыдное. Возможность избавления от такого распространенного убеждения поистине заслуживает благодарности. Это — настоящее озарение.

Но следовать во всем за таким яростным врагом национализма, как Эли Кедури, и рассматривать национализм как нечто условное, случайно созданное европейскими мыслителями, как заблуждение, которого можно избежать, было бы не менее ужасно. Национализм — принцип однородности культурных единиц как основ политической жизни и обязательного культурного единства правителей и подданных — не заключен в действительности в природе вещей, не таится в сердцах людей и не составляет основу общественной жизни в целом. Противоположная точка зрения есть подлог, который националистическая доктрина с успехом выдает за нечто само собой разумеющееся. Но национализм как явление, а не как доктрина, выдвигаемая националистами, связан с определенным рядом социальных условий, и эти условия, как оказалось, стали условиями нашего времени.

Было бы такой же ошибкой отрицать это, как и принимать национализм на его условиях. Крайне нелепо полагать, что сила, распространяющаяся столь широко и повсеместно; пламя, вспыхивающее неожиданно и ярко в не связанных друг с другом местах и превращающееся от легкого дуновения в разрушительный лесной пожар, рождаются лишь в результате крайне сомнительных усилий философов. Хорошо это или плохо, но наши идеи редко обладают подобной силой.

В век дешевой бумаги, печатных станков, всеобщей грамотности и свободного общения идеологии создаются и предоставляются нам на выбор в любом количестве. Часто они формулируются и распространяются людьми, обладающими большим литературным и пропагандистским даром, чем тот, которым природа наделяет пророков национализма. Тем не менее другие виды бессмыслицы никогда не оказывали подобного влияния на человечество. Причем не по причине отсутствия у их авторов литературных способностей. Не зависело это и от удачи; опыт повторялся в самых разных точках планеты, так что, если бы все зависело от случая, можно было бы надеяться, что общая модель будет значительно более пестрой, с преобладанием доктрины одного типа в одном месте и совсем другого типа где-либо еще. Но это не так: последовательность событий оказывается примерно одинаковой почти повсюду. А поскольку мы можем проследить отчетливо выраженную связь между общими социальными условиями нашего времени и повсеместно преобладающей тенденцией, то мы наверняка окажемся правы, устанавливая подобную связь, а не обращаясь к случайной идее, плоду фантазии европейских умов рубежа восемнадцатого и девятнадцатого столетий.

В случае национализма (хотя по отношению к другим движениям это не всегда справедливо) исконные формулировки идеи или идей и вопрос о том, кому именно принадлежит что-либо сказанное или написанное, не имеют большого значения. Ключевая идея всегда настолько проста и понятна, что воспользоваться ею может кто угодно в любое время; и именно поэтому отчасти национализм и имеет возможность всегда говорить о своей «естественности». Покажется эта идея захватывающей или как в большинстве случаев — абсурдной, зависит лишь от условий жизни.

В этой связи стоит сказать о роли средств информации в распространении националистической идеи. Во всяком случае, этому термину принадлежит решающая роль в анализе национализма у одного видного автора[41]. Но обычное объяснение связи национализма с современной доступностью информации вводит в заблуждение. Создается впечатление, что данная идея (национализм) проникает туда и тогда, когда печатное слово или другие подобные средства помогают ей добраться до аудитории в отдаленных долинах, глухих деревнях и поселениях, до аудитории, которой в годы, неосчастливленные средствами массовой информации, она была бы неведома.

Такой подход абсолютно неверен. Средства информации не передают идею, заложенную в них. Значение того, что в них закладывается, ничтожно мало: сами средства, как и повсеместная необходимость абстрактной, централизованной, стандартизированной и единой для всех информации, автоматически выражают главную идею национализма совершенно независимо от того, что именно было заложено в конкретное переданное сообщение. Самое важное и необходимое сообщение возникает благодаря самим средствам, именно той роли, которую подобные средства приобрели в современной жизни. Самым существенным оказывается язык и стиль сообщения, так как только тот, кто может их понять или хотя бы может получить такую возможность, имеет моральные и экономические основания быть членом сообщества, а тот, кто не может, — не имеет. Распространенность средств массовой информации и их роль в обществе данного типа настолько очевидны, что все высказанное совершенно понятно. То, что на самом деле говорится, не существенно.