Начнём с воробышков? - [9]

Перфилов вздохнул, сжал пальцы, затем ухватил себя за ляжку, ущипнул. Больно ущипнул, до медленно исчезающей красноты.

Не снимается, прихвачено намертво. Какой каламбур!

Он сходил в туалет, затем встал у зеркала над раковиной и минут пять разглядывал своё отражение, стараясь понять, есть ли там, в глубине глаз, что-то, ради чего его можно любить. Жизнь бездарно пролетела мимо. Бездарно!

— И зачем ты живёшь? — спросил Перфилов у самого себя. — Мир не крутится вокруг тебя. Детство кончилось, идиот.

Отражение сунуло в рот зубную щётку.

Пришлось, потворствуя ему, чистить зубы. Двигать губами, двигать рукой. Корчить не смешные рожи. Из глубины поднималось желание бросить щётку в раковину, опрокинуть тюбик и рвануть с криком в окно.

Нет, даже не страшно, не понятно, зачем. Будет ли там, за окном, что-то новое? Откроется ли? Есть, конечно, в этом некое притворство — думать о смерти и бояться прекратить жизнь, но вещи эти всё-таки разного порядка.

Перфилов вздохнул вновь.

На несколько мгновений его вдруг скрутило от жгучей ненависти к людям. Там, за стенами его квартиры, они любили и радовались, заботились друг о друге, ходили в гости, жрали, пили, занимались сексом.

И ни одна тварь не думала, что ему, здесь, может быть плохо.

Ни одна! Суки! Сволочи! Уроды! Я что, не достоин? Я что, не хочу того же, что и вы? Или я по каким-то невидимым признакам причислен к париям человеческого рода? Пусть я даже не представляю из себя ничего выдающегося, но другие ещё хуже, ещё невзрачней…

Уроды.

Щётка сломалась в его руке. Хватаясь за край раковины, Перфилов устало поднялся, бросил обломки в стакан, сплюнул слюной и пастой. Набрав воды в ладони, брызнул в лицо. Вода, попавшая на губы, неприятно горчила.

Ладно, подумал Перфилов, ладно, ещё один пустой день, а там обязательно или рак разовьётся в организме, или сердце не выдержит.

Сдохну, и всё.

Он включил душ и наскоро помылся. Хотя, опять же, зачем? Для кого? Суббота. Выходной. Вытираясь, он неудачно стукнулся локтем, и острая боль пронзила его, будто электрический разряд. Да, подумалось ему, короткое замыкание тоже выход. Жалко, у него фена нет, обычно же фен под ноги бросают…

Баюкая руку, Перфилов зашёл на кухню, поставил чайник и наткнулся взглядом на чашку, из которой пил Вовка. Почему он не убрал её, вымытую? Зачем оставил напоминанием? Вот они, скрытые мотивы.

А Марго не хотела детей. И панически боялась разговоров о них. Он даже как-то заметил, что она непроизвольно, а может и сознательно, отворачивает голову от мамаш с детскими колясками. С другой стороны, появится такой, с пальчиком… Это ведь не нормально, внезапно осознал он, когда мухи дохнут. Я зря это так спокойно…

Перфилов засобирался, ещё и сам не понимая, куда и зачем. Прибежав в комнату, выдернул из пасти металлических плечиков на крючке серые брюки, поискал глазами рубашку Конечно, с Вовкой обязательно надо поговорить…

Он остановился.

Восемь утра. Так он и явится, ага. Опять же примут за нетерпеливого извращенца. Не поверят. Написать в Академию наук? На телевидение? Но мать же видит! Или мать не видит, что её сын одним жестом умерщвляет насекомых?

Перфилов потискал брюки и сел в кресло у окна.

А было бы, наверное, здорово, подумалось ему, если бы я стал при Вовке этаким ментором. Наставником. Вдвоём мы бы…

Перфилов не собирался захватывать мир, но кое-кого, конечно… Хотя бы Костоева из седьмого "А", дуру Семеркину, старушек-попрошаек, бомжа, неделю назад нагадившего им в подъезде, министра образования и вообще половину правительства. Исламских радикалов, наркоторговцев, латышей, идиотов-американцев.

Он бы сказал, а Вовка бы убил.

Ну да, зло, жестоко, но кто бы отказался? У каждого, наверное, существует свой длинный список претендентов на утилизацию. Попробуй усовести, когда у тебя этакая вундервафля, вундерВовка…

Перфилов вздохнул, глядя на розовеющее небо за окном.

Нет, подумал он, если Вовка — чудо, то какое-то неправильное. Включив телевизор, он несколько минут бездумно пялился на лототрон с выпадающими в железный лоток шарами. Глупый аттракцион, рассчитанный на неудачников, которые с чего-то уверились в обратном! И в этом — вся жизнь. Шары стукаются — вам выпало число "тридцать девять"!

На другом канале шёл унылый детективный сериал с унылым трупом и унылыми полицейскими, которые больше сражались с жизненными обстоятельствами, чем с преступным миром.

Перфилова передёрнуло от отвращения.

Господин капитан, у нас несколько дохлых мух! Так-так, а орудие убийства на месте преступления имеется? Никак нет. Ни газеты, ни мухобойки! Странно. Видимо, мерзавец в последнее время пошёл учёный. Насмотрелся сериалов. Похоже, это "висяк", лейтенант. Господин капитан, я уверен, что убийца скоро вновь проявит себя…

Какой бред копится в голове!

Перфилов выключил телевизор и минут пять нарезал круги по комнате, периодически застывая на месте.

Самое интересное, после он не смог вспомнить, о чём вообще думал. Мысли все были какие-то бессвязные, угловатые, всплывали, как ветки из лесного тумана: хрясь, хрясь по морде! Какие-то пальцы, тараканы, глаз в телевизоре, план уроков, все уроды, пробы негде ставить.