Начинается ночь - [27]

К ней приходят Чены.

— Чены — убийцы.

— Кого они убили? Ты знаешь хоть один конкретный факт?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Они мафиози. Мафиозные магнаты — ни больше ни меньше.

— То есть ты хочешь сказать, что я коррумпированный мерзавец?

— Нет. Не знаю. Должен же ты кому-то все это продавать. И для Руперта это было бы хорошо.

— Значит, ты ему позвонишь.

— Мм. Сейчас же.

— Ты лучше всех.

— Я думаю о своих испанских помидорах.

— Пока.

— Пока.

Уф!

Не останавливайся. Просто двигайся вперед. Помни, что это служение. Помни, что это, бог даст, позволит тебе когда-нибудь встретиться с гением, новым Прометеем. Где он? Кто он сегодня? Школьник в Дейтоне, штат Огайо, или юноша в бедном квартале Бомбея, или какой-нибудь мистик в джунглях Эквадора?

***

Рабочий день продолжается.

Тридцать семь новых и-мейлов. Питер отвечает на пятнадцать, остальные откладывает на потом.

Делает еще несколько звонков.

Приезжает Тайлер с помощниками — начинают снимать работы Винсента. Юта приглядывает за ними.

Питер на секунду выскакивает из своего кабинета, быстро здоровается, прячется назад.

— Виктория, это снова Питер. Просто хочу тебе сказать, что работы Винсента уже снимают, так что можешь вселяться в любой момент.

Новый и-мейл — от Глена Ховарда. К нему в мастерскую приходили организаторы биеннале, его звезда восходит, может быть, Питер все-таки пересмотрит свое решение и предоставит ему основную галерею в сентябре.

Глен, эти ребята к кому только не приходят. И, даже если они и в самом деле отберут твои работы, ты представить себе не можешь, насколько это не важно. Почитай список участников десятилетней давности, ни одно имя ничего тебе не скажет.

Надо подумать, как это получше сформулировать. Ладно, это можно сделать и после обеда.

— Питер, это Бетт. Я поговорила с Рупертом, он ждет твоего звонка.

Она дает ему телефон.

— Ты самая-самая.

— Не стоит благодарности.

В ее голосе слышна досадливая усталость — может, по зрелому размышлению она все-таки пришла к выводу, что Питер — пустышка?

К черту! Очень вероятно, что ему удастся с ходу продать Гроффа, а ведь это и нужно художникам от своих дилеров, не так ли? В этом и состоит их работа. Грофф сейчас находится в непростом положении: он еще недостаточно знаменит, чтобы заламывать огромные цены, а материалы, которые он использует, и производство его вещей уже стоят черт-те сколько.

Звонок Руперту Гроффу. Включается автоответчик: "Привет, это Грофф. Вы знаете, что делать".

— Руперт, это Питер Харрис. Друг Бетт Райс. Хотелось бы поговорить, когда у вас будет свободная минута.

Он оставляет свой номер.

Так, теперь нужно заказать ланч для себя, Юты и Тайлера с помощниками. Юта занята — Питер Харрис, Очень Хороший Начальник, возьмет это на себя. Итак, себе — салат Цезарь с жареной курицей или рулет с копченой индейкой? Салат. Скоро лето, пора ограничить употребление углеводов. (В каком возрасте прекращаешь думать о таких вещах?) А потом у него все еще побаливает желудок (рак?)… Нет, все-таки копченая индейка.

Семнадцать новых и-мейлов с тех пор, как он проверял почту. В том числе от Виктории, которая, кажется, готова на все, лишь бы избежать разговора.

ПИТЕР, ОСТАЛИСЬ БУКВАЛЬНО ПОСЛЕДНИЕ ШТРИХИ, ЗАВТРА ДО ОДИННАДЦАТИ ПРИВЕЗУ, XXX В.

ВИК, ОТЛИЧНО, ДО ЗАВТРА, ЕСЛИ ВСЕ-ТАКИ Я МОГУ ЧЕМ-ТО ПОМОЧЬ, ОБЯЗАТЕЛЬНО ДАЙ ЗНАТЬ.

В двенадцать приезжает Бобби:

— Привет, красавчик.

Бобби держится с Питером игриво, примерно как сам Питер, когда он общается со своими клиентами — женщинами средних лет и, возможно, по тем же причинам. Тем не менее Бобби — хороший парикмахер и готов работать на выезде, да еще по понедельникам, когда все салоны закрыты, как и все галереи.

Они вместе идут в ванную, и Бобби приступает к работе. Бобби — монологист. Питер слушает вполуха, изредка подает какую-нибудь реплику.

Бобби познакомился с аргентинцем, немного старше него, но абсолютно обалденным (все, без исключения, бойфренды Бобби абсолютно обалденные), аргентинец пригласил его на неделю в Буэнос-Айрес. Понимаешь, Питер, я ведь там уже был… Знаешь, поначалу-то они все милые, но когда ты оказываешься с ними за тридевять земель от дома, и все за их счет, то они рассчитывают… ну, не важно, на что они рассчитывают (это уже традиция: в разговорах с Питером Бобби всегда намекает на какие-то темные стороны секса, но никогда не вдается в подробности)… И, честно говоря, ну, ты меня понимаешь…

Бобби говорит и говорит. Без умолку (как это может быть, что ему всегда есть что сказать?), и Питер позволяет себе отвлечься (перезвонит ли Грофф? Потерял ли он уважение Бетт Райс?). И вдруг:

— Питер, солнышко, а ты бы не хотел убрать седину?

А?

— Просто подумал. Сколько тебе, сорок пять?

— Сорок четыре.

— Мы бы проделали все постепенно. В течение нескольких недель. То есть не так, чтобы — раз! — и у тебя ни одного седого волоса. Никто бы вообще ничего не понял.

У Питера что-то екает в груди.

— Я думал, что седина — это благородно…

Он не говорит Бобби, что думал, что это… сексуально.

— Благородно, типа лет на шестьдесят. Ты бы выглядел на десять лет моложе.

Вихрь странных чувств налетает на Питера. Неужели он действительно так старо выглядит? Насколько пошло хотеть выглядеть помоложе? Да и в любом случае, это невозможно, даже если бы он этого хотел. Люди все равно догадаются, как бы постепенно это ни происходило. И он превратится в "мужчину, который красит волосы", и никто никогда уже не будет принимать его всерьез, хотя, конечно, если бы Бобби мог убрать часть седины, скажем, половину, может быть, действительно никто бы ничего не понял и он бы просто стал выглядеть несколько более витально и… ну, да, моложе.