Начинаем жить - [47]

— Кто мешает? Поехали! — тут же откликнулась она. — Мы двинем, я думаю, на той неделе. А сколько пробудем, посмотрим. Как поживется.

— Но я не один, — предупредил Дима. — Я вдвоем. Я тебя с Милой ведь знакомил?

— Не успел. Поедем — познакомимся. Какие проблемы?

— Мне сначала с ней посоветоваться надо. Может, у нее другие планы. Ты мне давай про плавни подробно рассказывай, а то спросит чего, а я дурак дураком.

Ася рассказала, какие знала, подробности про Волгу, про жару, про рыбу. Дима просто застонал, услышав, какую там ловят и в каких количествах.

— Фотоаппарат надо будет взять. Да за такую рыбалку душу отдашь! А ты, Ась, тоже любишь ловить рыбу?

— Валерка любит, и Ванька полюбит. У них должен быть мужской контакт.

— Понял.

Дима понял, что Аська всерьез собралась за Валерку замуж. Добился своего Валерка. Молоток.

— Слушай, а я тебя не зря сегодня встретила, — вдруг обрадовалась Ася. — Пойдем, ты мне поможешь кое-что в комнате передвинуть.

Дима удивленно пожал плечами, но пошел за Аськой следом — мебель так мебель, передвинуть так передвинуть. Но на всякий случай спросил:

— А Валерка-то где? Он чего мебель не двигает?

— Во-первых, я хочу сделать ему сюрприз. Придет и убедится, что у меня все серьезно. А во-вторых, ему некогда, он бомбит, деньги на нас с Ванечкой зарабатывает.

— Ясно, — сказал Димыч и взялся за шкаф.

— Понимаешь, врать я не умею, но и говорить мне не всегда охота, — продолжала Ася, берясь за веник, чтобы вымести подшкафную пыль. — Я предпочитаю де-факто. Приедет мама с Ваней, Ваня спит тут у окна за шкафом, мы с Валерой здесь, поближе к двери. Все ясно и понятно, без всяких там обсуждений. Погоди, я тебе помогу. — Она бросила веник и встала с другой стороны софы. — Она в тот угол поедет. Я сейчас тоже подтолкну.

— А у твоей мамы не будет инфаркта? — осведомился Дима и софу выпустил. Он бы не рискнул устраивать своей маме подобные сюрпризы.

— Что ты! Она Валерку любит, — беспечно отозвалась Ася. — Вот когда я Максима вместо Валерки привела, мог бы быть инфаркт, но не было же. Так что все в порядке.

— Тебе виднее, — коротко заметил Дима и снова взялся за софу. А про себя подумал: мамы — дело тонкое, у каждого своя, со своими особенностями; вот он тоже был уверен, что мама обрадуется, а вышло совсем по-другому. Но и этим своим наблюдением делиться не стал. Любит де-факто, пусть получает де-факто.

Покончив с перестановкой, Ася довольно обошла комнату.

— Вот это, я понимаю, сюрприз! — одобрительно сказала она. — Сразу видно, вокзал на троих. Скоро Валерка приедет, будем ужинать.

— А может, сходим в кафе, там поужинаем, новоселье отметим, — предложил Дима. — Заодно поездку обсудим. Устроим Валерке второй сюрприз.

Про себя он подумал, что для Ластика сюрприз сам собой приплыл в руки. Ему стало еще веселее, и он добавил загадочную фразу:

— Если Валерка при деньгах, то я угощаю.

Глава 17

В последнее время Саня, просыпаясь, вскакивал не сразу. Лежал, думал. За ночь приходили важные мысли. Не хотелось их упустить. Начиналась работа, которая потом завершится за письменным столом. Он дорожил утренней тишиной, покоем, неспешным потоком картин, впечатлений. За окном сияло солнце, переливалась разноцветными огнями роса на яблоне. Яблоня искрилась, сияла. Саня вспомнил Верин искрящийся взгляд. Искра побежала, и он побежал на помощь. Вот она, энергия любви. Передается мгновенно. Заряжает. Придает сил. Интересно все-таки, как у нее с Вадиком сладится?

В том, что Вадим откликнется на искрящийся заряд, у Сани сомнений не было. Как не откликнуться на магнетизм живой могучей жизни? Человек откликается на него бессознательно. Повышением творческой энергии, жизненного тонуса. Он это по себе знал. А вот потом… Как потом он себя поведет? Может отгородиться, защититься, лелея ожог от прошлой влюбленности. Будет оберегать собственный покой, цепляться за независимость. А может, очертя голову, ринется навстречу. Примет радость и боль. Да, самое главное — не испугаться новой боли и страдания. Не заморозиться. А он сам, Игрунок, к чему готов? Женские влюбленные и страдающие сердца его взбудоражили. Поманили обещанием нестерпимого счастья. Безутешного горя. Вчера он толковал Милочке о свободе. Советовал думать о себе. У него самого свободы хоть отбавляй. И о себе он может думать с утра до ночи. И что? Счастлив? По-своему, безусловно. Но не тем сумасшедшим щедрым счастьем любви, когда вдруг становишься всемогущим. Когда открывается второе зрение. Работает интуиция. Когда внезапно приходит столько важных пониманий, открытий. Ты открыт, и тебе открывается. Открывается сама жизнь. И ты живешь. Каждой клеточкой, всем существом. И получаешь не только дары, но и удары. Они тоже так болезненны, так чувствительны. И тогда ты закрываешься снова, отгораживаешься. Мир опять тускнеет, потухает. Но ты не замечаешь этого. Тебя это не печалит. Занимаешь себя суетой, надобностями, необходимостями. Часто доволен, изредка даже кажешься себе счастливым. Правда, оглянешься назад и ничего не можешь вспомнить. Память фиксирует только озарения чувств. Чувство, как фотовспышка, запечатлевает картину, и она остается в памяти. А ты, жалея себя, отдаешь предпочтение бесчувствию. Так проще. Безопаснее. Любить значит рисковать. Жить и ставить жизнь на карту. И похоже, что он, Саня, готов рискнуть. Саня счастливо засмеялся. Хорошая штука жизнь! Вон оно, счастливое ликование. Вера. Яблоня. Милочка, присоединяйся! Эх, девчонки! Летите во весь опор! Горите, не сгорая! Как яблоня поутру в преображающем свете солнца!