…Началось в Республике Шкид - [17]

И еще конкретнее:

«В Шкиде мы зимой и летом проводили за партами по десять и больше часов и не чувствовали при этом никакой усталости, ни малейшего переутомления. Наоборот, учеба была для нас высочайшей радостью».

Заглянем только в оглавление книги Сороки-Росинского, в названия разделов: «Всякое знание превращать в деяние», «Игра и труд», «Игра и учеба», «учеба и перевоспитание»… Серьезная учеба, культивирование литературных игр, инсценировок и учетов, поощрение любви к книге, к изучению иностранных языков, выпуск своих газет и журналов — все это позволило С. Маршаку в его выступлении на I съезде писателей сопоставить эту школу полутюремного режима с Царскосельским пушкинским Лицеем.

Об одном учете хочется рассказать. Связан он был с поисками шефа, а мечтала Шкида заполучить в качестве шефа Торговый порт. Но как было пробиться к этому богатому шефу, который и так имел уже множество подшефных? Оставалось одно — пригласить портовых работников на шкидский учет.

И вот наконец выступает шкидец с докладом: «Морские порты и их значение»; портовики встрепенулись и уже не томились от скуки. Следующим объявляется доклад: «история Петроградского порта». Портовики вытаскивают блокноты и что-то заносят в них.

…Идут сцены-диалоги на немецком языке, математические турниры, доклад по естествознанию с демонстрацией коллекций.

И наконец вышел на сцену Еонин и объявил «Монолог Бориса Годунова». Сначала послышались смешки: уж очень тщедушен, очень мал был этот артист (один их самых талантливых ребят в Шкиде). но он читал так, что, как вспоминает Сорока-Росинский, «какой-то клубок подкатился к горлу и понадобилось напряжение воли, чтобы сдержаться». Но не только он — весь зал замер, все аплодируют и кричат, и не только шкидцы.

Учет закончен. Гости разъезжаются. Портовики проходят в кабинет заведующего. Они молчат, курят. Молчит и Сорока-Росинский.

Наконец один из них вынимает блокнот и говорит: «Ну, а теперь диктуйте, что вам надо».

С каким напряжением, с какой отдачей сил работал Виктор Николаевич, сколько души и надежд вкладывал он в своих питомцев! Приведем, к примеру, одну страницу (глава «Мечты и грезы»), описывающую редкую минуту отдыха шкидского президента.

Дело происходит в порту на Канонерском острове летом. Ребята купаются, загорают, ловят рыбу… Я тоже отдыхал, как солдат, который после долгого и трудного похода может, наконец, скинуть тяжелые сапоги расстегнуть ворот и распустить тугой ремень. Здесь я мог себе позволить на время такую роскошь. Я чувствовал, как закрученная до отказа пружина постоянного, и днем и ночью, волевого напряжения блаженно расслабляется, и не надо все время прислушиваться, как гудит наш неугомонный улей».

Но даже и на отдыхе, когда можно позволить себе помечтать, пофантазировать, в самых своих прекрасных грезах заведующий школой обращается все к одному и тому же: что еще придумать, что найти, как еще помочь ребятам уйти от своего прошлого, что сделать, чтобы они росли для жизни новой, чистой, трудовой, честной?

И снова размышления: как преодолеть испокон веку сложившееся противоречие между учащимися («мы») и педагогами («они»)? Убедить, что это не враги, а союзники, единомышленники?

Как вернуть ребятам — не с помощью «сентиментального поглаживания их головок». а всем кладом жизни школы, всеми ее порядками и действиями — веру в собственное достоинство?

Сколько трудностей! Сколько буквально героических усилий приходилось затрачивать, чтобы добывать пищу и одежду для ребят! Вот вместо настоящей обуви выдали школе вдруг негодные шапки, и, к великому удивлению Шкиды, заведующий бросается добывать к ним почему-то… лапти. Он знает зачем: соединив одно с другим, засунув шапки в лапти, он «создает» небывалую, но теплую обувь для ребят.

Эпизод этот был потом описан Г. Белых в рассказе «Лапти». С юмором рассказал он о том, как шокированные беспризорники объявили лаптям войну.

Шкидский люд покрыт позором.

По приказу Викниксора

стали лапти обувать.

…И, наверно, будем скоро

По приказу Викниксора

Даже лаптем щи хлебать…

пел Японец, отказавшись вместе с Пантелеевым «покрыть себя позором». Посмеиваясь, ведет автор повествование о трагикомическом поражении двух капризных шпаргонцев и о спокойной великодушной победе Викниксора.

Сколько в книге Сороки-Росинского страниц, раскрывающих педагога в его конкретных делах, в поисках — по крупицам — истины, в ценнейших находках и утверждениях! Какая это преданность делу, какая, вобравшая всю жизнь без остатка, преданность этим ребятам! И сколько благодарного уважения к своим соратникам, коллегам, делившим с ним все тяготы шкидской жизни.

В своей книге он снова обратился к «Республике Шкид» и сделал очень обоснованную попытку объяснить причину столь резкого расхождения в оценках повести критикой литературной (которая высоко ставила произведение Г. Белых и Л. Пантелеева) и критикой педагогической. Меньше всего он считал здесь виновными молодых писателей, меньше всего попрекал он их тем, что «не так легко было прощупать» педагогические принципы школы «сквозь одеяния художественного вымысла, в которые они были окутаны авторами».