Харлова грустно посмотрела в окно. Как то вся эта картина слабо согласовывалась в моей голове с жизнью дворян. А где маскарады, псовые охоты и прочие радости жизни? Но видимо было и такое нищее дворянство, от которого одно лишь название, а жили они чуть лучше своих крепостных крестьян.
– Впрочем, не все так было мрачно – девушка встала, разожгла печку, поставила внутрь закопченный чайник – Отец всем нам дал неплохое домашнее образование, и какое-никакое приданное. Все мои сестры вышли замуж за военных. Мне тоже составили партию с майором из Оренбурга. Отец был с ним знаком еще по службе. На одном из губернаторских балов нас представили друг другу, обручили. Его звали Захар Иванович Харлов.
Мы помолчали, каждый думая о своем. Очень скоро чайник начал плеваться паром, Татьяна поддела его специальным ухватом, поставили на стол. Обернула руку полотенцем, заварила чай.
– А сахара больше нет! – девушка укоризненно посмотрела на меня – Все твои полковники смололи.
– Купим еще, эка печаль… – пожал плечами я.
– Поди-ка купи сейчас сахар! – засмеялась Харлова – Вон меда – и того на базаре уже нет. Повоюете за свои вольности, так и хлеб закончится.
– Не закончится – я вспомнил о реквизициях, что устраивали мои фискалы. Политика «Грабь награбленное» пошла в массы.
– И что же было дальше? – я подул на горячий чай, после чего налил его в блюдце.
– Так не пристало приличным господам пить! – осудила меня Харлова – Лишь купцам необразованным.
– Много ты знаешь – фыркнул я – А вот тетушка моя, государыня Елизавета Петровна, упокой Господи ее светлую душу – широко перекрестился я – Та завсегда любила чай из блюдца пить, и не гнушалась этой своей привычки.
Харлова вспыхнула как маков свет, но промолчала на мою подначку. А чтобы скрыть неловкость, продолжила свой рассказ, пока я осторожно прихлебывал горячий чай.
– Дальше была помолвка и свадьба в мои 19 лет – девушка покрутила чашку на столе – Мы сразу же уехали в крепость. Николай Григорьевич служил, я занималась домашним хозяйством.
Харлова замялась и опять покраснела.
– Детей бог нам не дал… Захар Иванович был старше меня на двадцать лет, да и любил выпить с сослуживцами. А как родители мои померли, мы Коленьку к себе забрали. Муж его любил, как родного, ничем не обижал.
– А ты мужа свого тоже поди любила? – отставил я блюдце, и посмотрел прямо в глаза Татьяны.
Харлова не ответила, лишь закусила губу. Я вздохнул, вытирая вышитым льняным полотенцем влажный лоб.
– Ну, раз плакала над медальоном – значит, наверное, любила.
– Я может, Петр Федорович, по своей прежней жизни плакала!
Девушка опять замкнулась и загрустила.
«…Как он, она была одета
Всегда по моде и к лицу;
Но, не спросясь ее совета,
Девицу повезли к венцу…»
Меня внезапно прорвало и я вспомнил строчки из Евгения Онегина, процитировал вслух:
«…И, чтоб ее рассеять горе,
Разумный муж уехал вскоре
В свою деревню, где она,
Бог знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть не развелась;
Потом хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она…»
На лице Харловой появилась робкая улыбка.
– Какие чудесные вирши! Как в них все просто и складно. А дальше?!
За дверью раздался какой-то шорох. Я подскочил, вытащил из-за пояса пистолет. Взвел курок. Харлова побледнела, тоже встала. Одним прыжком подскочил к выходу из кухни, рванул дверь. А там никого. Лишь шелест чьего-то платья в темном коридоре.
– Кто там? – Харлова взяла кочергу. Смелая!
– Никого. Мыши наверное. Уже поздно. Пора почивать.
– Пожалуйста! – девушка молитвенно сложила руки на груди – Хотя бы еще одни стих!
– Извольте, сударыня…
«…Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днём увижусь я!»
Харлова смущенно засмеялась, кокетливо шлепнула меня ладошкой по плечу. Я же поддавшись внезапным чувствам, наклонился и поцеловал девушку в щеку. Та напряженно замерла… но не отстранилась.
С утра я встал не выспавшийся и злой. Сразу послал за Овчинниковым. Вместе с обоими близнецами-Твороговыми, мы вышли во внутренний двор, разделись до пояса и начали разминаться по моей системе. Сначала руки, потом тело и ноги. Наклоны, махи, прыжки… На улице ощутимо похолодало – навскидку так минус семь-восемь градусов. Шел легкий снежок.
Пока разминались, я подумал, что сделать нормальный градусник – не такая уж проблема. Стекольщики выдуют трубку, ртуть в аптеке есть. Нулевую отметку тоже легко определить – по температуре замерзания воды.
– Начнем помолясь? – Андрей взял в руки затупленные палаши, предложил мне один на выбор – После твого лепого разминания, тело прямо таки поет! Неужель в дворцах питерских такое в моде было?
– Не было, но будет! Эй! – я обернулся к близнецам – А вам особого приглашения треба? Берите сабли.
После тренировки, обмываюсь снегом, иду завтракать. В коридоре меня ловит Маша Максимова. Девушка туго заплела косу, надела на синее платье белый передник. Ой, да у нее даже глазки подведены! Интересно чем? Не разведенной ли сажей?
– Петр Федорович! – девушка стремительно краснеет, грудь так и вздымается – Я вам хочу повиниться!
