Начало всего - [57]

Не зная, что делать, я решил объехать Иствуд. Вождение всегда успокаивало меня, особенно ночью, когда все казалось слегка размытым в свете уличных фонарей, а тьма и пустые дороги простирались вдаль, к бывшим фермерским землям.

Проезжая мимо замкового парка, я уловил кое-что взглядом. Фигурку на самой высокой башне – той, которая со штурвалом. Девушку.

На стоянку я въезжал с бешено колотящимся сердцем, не желая ничего знать, но не в силах удержаться от того, чтобы во всем разобраться.

Теннисные корты освещались прожекторами стадиона, и бетонный замок тоже заливал мягкий золотистый свет. Выйдя из машины, я сразу увидел любимый зеленый свитер Кэссиди. Ошибки не было – это она.

Я пересек лужайку и позвал ее. Кэссиди легко спрыгнула с башни, перемахнув через песчаный борт замка, и пошла мне навстречу через площадку.

Пока она шла, я рассматривал ее: джинсы, клетчатая рубашка, кроссовки, собранные в хвост волосы. Она выглядела как девушка, не собиравшаяся идти на бал. В чем бы дело ни было, мне это явно не понравится.

– Что ты здесь делаешь? – Выражение ее лица было холодным и мрачным, словно я – последний человек, которого бы она хотела видеть. Злость в ее голосе смутила меня.

– Танцы. – Я выдавил улыбку, пытаясь перевести все в шутку. – Забыла о них?

Кэссиди открыла было рот, чтобы что-то сказать, но передумала.

– Я не иду, – сообщила она через пару секунд таким тоном, будто это и так очевидно.

– Понятно. Может, стоило сказать мне об этом раньше? – Я беспомощно пожал плечами.

Свет прожекторов внезапно стал резать глаза. Казалось, он стал ярок, как в операционной.

– Иди домой, Эзра, – попросила Кэссиди. – Пожалуйста, уходи.

– Нет, – упрямо сказал я и получил в ответ сердитый взгляд.

Кэссиди не плакала, но ее глаза лихорадочно блестели, будто слезы вот-вот прольются.

– Боже, неужели ты не видишь, что я не хочу сейчас с тобой говорить?

– Вижу. Но не понимаю почему.

– Все сложно.

Она обняла себя руками, словно замерзла, и моим первым порывом было дать ей пиджак, чего я, конечно же, сделать не мог. Не тогда, когда мы стоим на травянистом холме в замковом парке, цветочный браслет чахнет на пассажирском сиденье машины, а наши друзья едят закуски за столиком с пустыми стульями.

– Может, все-таки попробуешь объясниться?

– Ох, милый. – Кэссиди никогда не называла меня так, и меня передернуло. – Разве и так не ясно? Ты. Я. Наши свидания. Я развлекалась так. А тут мой парень решил сделать мне сюрприз и приехал из Сан-Франциско. Он просто отъехал на заправку за сигаретами. Ты же не хочешь дождаться его возвращения?

Она кивнула в сторону неоновых огней бензоколонки, расположенной через дорогу. Мелькнула мысль пойти туда и дать сукину сыну по морде, но тут Кэссиди тяжело вздохнула и снова попросила меня уйти.

Мы мгновение постояли, глядя друг другу в глаза. За ее спиной лежал парк – так же, как в тот вечер, который мы разделили с ней миллион лет и две недели назад.

– Я… просто… все это время в твоем сердце был кто-то другой? – деревянным голосом спросил я.

Кэссиди наклонила голову набок и положила ладонь на бедро. Ей словно больно было объяснять мне очевидное.

– А как в моем сердце мог быть ты? Боже мой, Эзра, посмотри на себя. Ты – потрепанный недокороль бала, потерявший девственность в джакузи с какой-то чирлидершей. Ты водил меня в бургерные и многозальный кинотеатр. Ты олицетворяешь собой все, что я высмеивала в таких захолустных городишках, как этот. Ты будешь торчать здесь и через двадцать лет, тренируя школьную команду по теннису, чтобы оживить в памяти свои золотые деньки.

Когда мне вправляли сломанную кость в запястье, я очнулся на операционном столе. Всего на миг – доктора сразу усилили анестезию, – но в эти секунды, под ярко бившим жарким светом ламп, со склонившимися надо мной хирургами и скальпелями, с которых капала моя кровь, я ощущал себя так, будто попал в ад.

Слышать слова Кэссиди было еще хуже. На операционном столе я очутился, мучаясь от боли. Покидая же час назад дом с браслетом из белых роз, вынутых из холодильника и все еще прохладных, я не страдал. Но безмерно страдал сейчас.

Я в шоке смотрел на Кэссиди. Она упрямо выпятила подбородок, в ее глазах бушевала гроза, и мне негде было укрыться.

– Ясно, – глухо произнес я. – Прости. Мне… жаль.

Повернулся и пошел прочь.

– Эзра! – крикнула она с таким отчаянием, словно это я говорил немыслимые вещи.

Я остановился, помешкал. Что тут было еще сказать? И я продолжил свой похоронный марш к стоянке.

Наши отношения умерли. А мой костюм как раз подходил к поминкам.

Пропущенные звонки в моем мобильном походили на очень длинный список покупок, но мне было не до них. Я ехал домой. В прохладной темноте, мимо призраками стоявших в ночи берез, по дорожной петле, державшей Иствуд в капкане.

У выставленного недавно стоп-знака я резко дал по тормозам. Цветочный браслет шлепнулся на пол. Я не стал его поднимать, и на каждом повороте дороги он скользил вперед-назад, сминая лепестки роз.

– Эзра? – позвала мама, когда я вошел.

– Да, привет.

Она видела по моему лицу, что случилось что-то непоправимо ужасное. И что я не хочу об этом говорить.