Начало всего - [47]

Кэссиди улыбнулась. Разувшись, она босиком прошла по моей комнате, разглядывая ее.

– Где твои книги? – удивилась она.

– Под кроватью, – смущенно признался я.

Кэссиди встала на четвереньки и заглянула под кровать.

– Так вот где потерянная библиотека Александрии.

– Я шутки не понял, но ладно.

– Ты должен поставить книги на полки. Если, конечно, не боишься, что к тебе на огонек заскочит футбольная команда и обнаружит, что ты великий заучка.

– Я лишь малую часть из них прочитал, – поспешил я ее заверить. – Это книги моей мамы со времен ее учебы в университете.

– Ты их никогда и не прочитаешь, если они будут лежать у тебя под кроватью.

– Завтра я надену свой новый кожаный пиджак и отправлюсь читать одну из них в кофейню, – с улыбкой пообещал я.

– Смотри не лопни от гордости, – поддразнила меня Кэссиди, прыгнув на постель. От кондиционера ее руки покрылись мурашками, из-под майки выбилась кружевная лямка бюстгальтера.

– М-м-м, иди сюда, – опрокинул я ее на себя.

Я забыл включить для настроения музыку, но это не имело значения. В кои-то веки нам выпала возможность насладиться друг другом на большой постели, за замком на двери и пустым гулким домом за этим замком.

Покрывая поцелуями шею Кэссиди, я убрал лямки майки с ее плеч, после чего покрыл поцелуями и их. А потом потянул майку вниз, надеясь, что Кэссиди поймет намек: я хочу, чтобы она ее сняла.

– А ты хитер. – Она села и, извиваясь, выскользнула из майки. Лучи послеполуденного солнца просачивались сквозь жалюзи, расцвечивая ее кожу золотыми полосами.

– Он пурпурный, – глупо ляпнул я, завороженный кружевным лифчиком и нежными изгибами талии Кэссиди.

И тут Купер, жалобно заскулив, начал скрестить в дверь. Кэссиди оглянулась, и пес снова заскулил, в этот раз громче.

– Тише, Купер! – крикнула она, но этим, видимо, подстегнула его еще больше.

– Не обращай внимания, – сказал я ей.

И мы пытались. Какое-то время. Но довольно сложно делать вид, что твоя собака не выплакивает глаза по другую сторону двери.

– Чем дальше, тем хуже, – заметила Кэссиди, сдерживая смех. – Ты можешь что-то с этим сделать?

– Он никогда себя так не вел, – проворчал я, вставая.

Я высунул голову за дверь. Купер уставился на меня трепещущими карими глазами и жалобно взвыл.

– Нет! – ответил я. – Тш-ш, Купер! Уходи!

«Ни за что, старина», – говорили его глаза. Он лег, устроил голову на лапах и тихонько заскулил.

– Уже лучше, – вздохнул я и закрыл дверь.

Кэссиди сидела на постели в лифчике и джинсах, со струившимися по плечам волосами.

– Так где твоя тумбочка, забитая лубрикантами? – пошутила она.

– Нам они не понадобятся, – пообещал я, и моя футболка присоединилась к ее майке на полу.

Мы снова приникли к губам друг друга. Кэссиди оседлала меня, ее волосы скользили по моей щеке, и во время поцелуя она слегка прикусывала мою нижнюю губу. В душе я чуть ли не умирал оттого, насколько это было сексуально. Я потянулся к ее бюстгальтеру, вступил в битву с застежкой и проиграл ее, умудрившись каким-то образом зацепиться ею за липучку на моем ручном бандаже.

– Эм… у нас проблема.

– Ты уже… все? – неловко спросила Кэссиди.

– Нет, тут все в порядке. Но я… эм… зацепился бандажом за твой лифчик.

Зацепился – это еще слабо сказано. Мое запястье практически было приковано к ее спине.

– Ох. – Кэссиди закусила губу. – Может, мне надо… а если я… нет, погоди, я стяну его через голову.

– Это так унизительно, – пробормотал я, пока Кэссиди освобождалась от лифчика.

– Не зря жилет с боекомплектом когда-то называли «лифчиком». Оказывается, он и впрямь неплохое оружие, – пошутила она, и мы оба засмеялись. А самое забавное, что Кэссиди это говорила полуобнаженной, сидя на мне.

– Тебе все равно, куда я его суну? – спросил я.

– Что? – опешила она.

– Оу, нет, я о бюстгальтере, – уточнил я, отцепляя его от ручного бандажа. – Прости.

– Ты такой милый, когда краснеешь. – Кэссиди лукаво улыбнулась. – И раз уж ты спросил, то, может, я сама покажу, куда его сунуть?

Она скользнула под покрывала, а я бросил ее лифчик на пол, закрыл глаза, сжал кулаки и позволил ее восхитительно теплым и нежным губам снова показать мне взрыв из сотен фейерверков разом.

Позже… после того как я вернул должок, мы оделись и Кэссиди возрадовалась тому, что у меня отдельная ванная комната; после того как мы впустили в комнату Купера и, открыв дверь на случай возвращения моих родителей, невинно уселись играть в «Марио карз», Кэссиди спросила меня, девственник ли я.

Я запаузил игру.

– Эм… – Она уже догадалась?

– О боже. – Ее губы дрогнули, словно она еле сдерживала улыбку. – Ты не девственник!

– Эй, когда-то я был крутым парнем! – попытался я перевести все в шутку.

– Да-да, какой ужас, – насмешливо сказала Кэссиди и принялась нервно крутить в руке джойстик, осознав, чему сама положила начало. – Ну а я берегу себя! – заявила она так, словно вслух произнесла ударную концовку несказанной шутки, а затем, смутившись, передернула плечами. – С чего вообще так говорят: «берегу себя»? Как будто нас нужно спасать от секса. Такое ощущение, будто девственницы всю свою жизнь проводят священную церемонию спасения от соития.