Начало - [61]

Поэтому-то, когда я начал шерстить наше производство, все уже не встречали в штыки мои вопросы и предложения, а начинали думать, выискивать в них здравое зерно, иногда его даже находили. Вообще, ноябрь стал тем переломным моментом, когда наше производство вдруг выросло из пеленок кустарной промышленности и начало делать первые шаги во взрослую жизнь.

Взять те же двигатели. В октябре мы уже выпускали в мастерских в день тридцать две штуки разных мощностей. Нам требовались прежде всего двигатели для вездеходов и истребителей, причем для вездеходов было важнее — военные уже оценили преимущества перемещения грузов и войск по бездорожью, когда на любую позицию можно доставить боеприпасов и продовольствия, подбросить бойцов и вывезти раненных, или наоборот — срочно вытянуть подразделения, попавшие в трудную ситуацию. Поэтому они требовали все больше такой нужной техники. Я разбирался в производстве двигателей очень посредственно, на уровне ремонтных мастерских, да и то не сам ремонтировал, а расшивал узкие места два месяца назад. Такую же роль я отвел себе и здесь. Инженеры составляли технологические карты, чертежи оснастки, а уже я, вместе с председателем комитета по производству, смотрели — с каких мест можно перевести станки и рабочих. И, надо сказать, за месяц мы увеличили производство двигателей в восемь раз, только лишь за счет упрощения технологических цепочек и повышения специализации единиц оборудования. Это упрощение во многом было достигнуто увеличением количества станков, занятых в производстве двигателей — их мы перекидывали с менее значимых участков работы. Когда один станок выполняет только одну операцию по одному изделию, его не требуется перенастраивать на другие операции и изделия, соответственно не требуется менять инструмент, оснастку, обучать рабочего другим подходам в работе. За счет этого возрастает процент использования станочного времени — по некоторым станкам он вырос более чем в десять раз. То же и с рабочими — освоить одну операцию можно проще и быстрее, чем несколько разных, поэтому мы смогли привлечь на производство двигателей даже школьников. Не на все конечно операции, но многие операции были относительно простыми — проточить там шлиц, или паз — достаточно закрепить деталь по забазированным поверхностям в зажим или спецоснастку, подвести резец или фрезу, проточить нужное расстояние, измерить результат, при необходимости — доточить, если инструмент износился или сам недовернул рукоятки — и все. И двигатели пошли — сначала усилившимся ручейком, через три месяца их поток возрос уже в двадцать раз — у нас вдруг исчез дефицит двигателей. Помимо изменения технологических процессов мы достигли этого в том числе за счет унификации деталей. В отличие от той же немецкой промышленности, где каждый заводчик руководствовался своими соображениями и не стремился перейти на технологию конкурентов, мы могли приказать заводам использовать одну и ту же ось, что позволяло нам разработать под нее специализированные станки-автоматы и вытачивать эти оси круглые сутки — вместо десятка станков для разных осей работал всего один. Естественно, для некоторых двигателей это потребовало изменения в конструкции, некоторым двигателям эта ось ухудшала показатели, например по удельной мощности. Но главное, такая унификация позволяла сократить потребности в станочном парке и высвободить его и квалифицированных рабочих для производства техники, оснастки, станков.

На подшипники отдали три раздолбанных в хлам танка Т-4 — металлурги переплавили их броню, из которой в итоге вышло около десяти тысяч шарикоподшипников трех типоразмеров — снова приходилось наступать на горло конструкторам и корежить конструкции, чтобы впихнуть в них те подшипники, которые у нас есть. Да и те распределяли по производствам чуть ли не поштучно. Но это временное решение позволило как-то поддержать производство механизмов, пока химики не наладили получение легирующих примесей — с ноября же пошли подшипники уже на нашем сырье.

Глава 32

Тектонические сдвиги в промышленном производстве позволили нам поменять и тактику борьбы с фрицами. Летом она состояла целиком из засадных и диверсионных действий — обстрелять колонну, захватить и подорвать склад, подстрелить фрица. В августе, с появлениям у нас бронетехники, мы начали применять рейдовые удары вдоль дорог, с разгромом колонн, захватом поселков и небольших городов — с возросшими возможностями у нас поменялись и приоритеты — теперь мы старались не только нанести урон, но и отжать себе по-максимуму трофеев — ведь техника позволяла нанести еще больше урона, как непосредственно, если речь идет о бронированных машинах, так и опосредованно, если иметь в виду грузовики, которыми можно было перевезти больше боеприпасов и бойцов на большие расстояния, чем если делать это пешком — увеличившиеся возможности маневра войсками и грузами расширяли наши ударные возможности. Но летом еще велась маневренная война. Осенью немцы уже довольно плотно обложили наш район, и борьба перешла в позиционную стадию — немцы не могли пробиться через наши укрепрайоны, а мы не могли преодолеть их оборону. Ну, ДРГ-то шастали через их оборонительные порядки постоянно — все-таки у них была не сплошная цепь окопов, а набор небольших опорных пунктов, так как фрицы все еще рвались к Москве и не могли выделить достаточно сил, чтобы плотно обложить наш периметр. Но большими силами пробиться через них не получалось они могли пройти только по более-менее нормальным дорогам. Которые все были прикрыты фрицами — потери были бы неприемлемы. А малыми силами и урон мы наносили малый. Ну, сравнительно малый — в неделю по пятьсот-шестьсот фрицев наши ДРГ выбивали, но хотелось бы раз в десять больше.