Начало - [10]

— Пока вы тут пуляете, там склад-то возьмут — солдатик не выстоит.

Я молча резким взмахом кисти отправил наш мотоцикл на то место, откуда прозвучал выстрел. Хорошо их оттренировал — следят и за обстановкой, и за командиром.

Мотоцикл скрылся за поворотом и тут же прозвучала очередь. Стрелял немецкий пулемет. Мы заскочили в кузов и уже собрались ехать на выстрелы, как из-за угла вышел один из наших бойцов и помахал автоматом. Оставив Леху с лейтенантом на площади и крикнув никому не расходиться, через минуту наш грузовик уже подъезжал к длинному сараю. Там оказался склад, который охранял один боец. Местные хотели разнести этот склад, но пока не решались идти на винтовку со штыком. При появлении нашей группы все притихли. Твердым командным голосом (натренировался за последние дни на Лехе и артиллеристах) я быстро построил местное население и взял под свою команду охранника вместе со складом. Оставив в помощь новобранцу еще одного бойца вместе с мотоциклом, мы вернулись на площадь.

— Так. Всем не расходиться. Где есть ближайшие сотрудники горкома?

Нам показали на дом, спрятавшийся в тени высокой березы. Через три минуты мы уже беседовали внутри с мужичком лет пятидесяти, который был ответственным за коммунальное хозяйство города.

— А где все начальство, милиция?

— Да драпанули все в первый же день.

— Не "драпанули", а выехали согласно предписанием военного времени. — Я усомнился что такое есть, как и в правильности построения речи, но там вроде чем несогласованнее падежи, тем официальнее звучит. Надо будет потренироваться.

— А… ну значит так… нет никого… выехали согласно…

Хы. Вот ведь перец. Подколол. Ну и мы вас…

— Теперь мы здесь в качестве временной военной администрации. Вопросы есть?

— Нет.

— Назначаетесь заместителем горсовета по хозяйственной части города.

— Хорошо. Только нужна бумага.

— Сейчас напишем. Пошли в горком.

В горкоме мы пробыли не больше десяти минут. Мужик был грамотным бюрократом. Так как по партийной линии меня было никак не оформить, он написал на меня документы председателя горсовета — все печати и бланки были собраны в одном здании. Уже на основе этой бумаги я подписал мужику нужные ему бумаги — со своей бумагой я наверное мог писать и такие, по-крайней мере — раз человеку без нее неспокойно. напишем — с нас не убудет, а делу поможет — мужичок чувствуется крепкий хозяйственник — говорит по делу и по-пусту не спорит — "раз надо значит надо" — это хороший подход.

Так я и получил мои первые официальные документы, да еще какие… Внезапно я осознал, что под моей властью оказался целый город. Пусть и небольшой, но для меня, не помышлявшего о подобном даже в самых далеких мечтах, это оказалось внезапно приятной неожиданностью. И вот так вот отдавать город кому-то еще не очень-то и хотелось. И меня погнал вперед кураж, проснулся дух авантюризма, было интересно узнать — к чему приведут мои действия. Люди, что были со мной, заряжались этим же настроением. Тот же коммунальщик — Кузьмич — и сам как-то подсобрался, расправил плечи, когда посмотрел на нас и понял, что это не привычные ему райкомовские горлопаны, а конкретные такие люди. Это он уже потом мне рассказывал, дня через три, когда мы наконец смогли немного посидеть за рюмкой чая.

Да, сейчас, с такими документами, уже мы были местной властью. Пусть мы и выписали документы друг другу, но другие-то об этом не знают, а штампы в них настоящие, и сомневаться вроде бы смысла нет, по-крайней мере — на первое время. И, пока народ не стал задавать ненужные вопросы, пока он ошеломлен внезапным появлением старой власти, с которой уже было простились, надо было ковать железо и ловить момент. И мы ринулись во все тяжкие.

Семь бед — один ответ — раз ступив на шаткую почву почти настоящих документов, мы стали обкладывать себя бумажками по полной программе. Кто сунься — утонет, распутывая клубок выданных полномочий. В местном военкомате оформили документы на новую часть и стали вписывать в нее пополнения. В паспортном столе мне наконец оформили паспорт "взамен утерянного", в военкомате я вписался полковником — с таким званием будет легче ставить окруженцев под ружье.

Работники военкомата и паспортисты, кого смогли найти, ворчали, поджимали губы, но делали что им говорили — писали каллиграфическим почерком, ставили нужные печати и штампы, вписывали в книги учета. Другой власти все-равно не было, да и эта скоро уйдет — так чего лезть на рожон.

Склад оказался очень полезным приобретением. Внутри было продовольствие, отрезы ткани. Ими стали платить местным жителям за информацию и службу. Всех мужчин до сорока пяти мы мобилизовали — частично на хозработы и частично в нашу часть. Власти в городе не было, но красный флаг местные пока не спускали — мало ли как обернется. Пристрелили трех мародеров — надо было показать серьезность обстановки, поэтому пришлось поступить чрезмерно жестоко, хотя могли бы просто отправить на хозработы. Но народ еще не проникся моментом, смотрел недоверчиво, хотя и без ухмылок — мало ли что от нас можно ожидать. Всерьез не принимали, но держали дистанцию и видимое почтение, хотя реально подчиняться не рвались. А эти трое и вообще решили забить на нас. А вот это зря — попусти мы такое — и все враз посыпется, остальные тоже резко расхотят нам подчиняться и в лучшем случае станут тихо ждать немцев. Шалишь. Теперь власть — это мы. Именно после расстрела — а с такими вещами не шутят — к нам потянулись люди, причем сами — присоединилось пятеро местных в качестве милиции, нашлись и трое настоящих милиционеров. Из них и вновь мобилизованных мы организовали службу — на колокольне поставили наблюдательный пост, провели туда телефон, чтобы держать под контролем подступы к городу, для чего припрягли и местных мальчишек.