Начало пути - [25]

Потом мне перестали покупать игрушки и книги, и я должен был бросить учёбу. Для меня это было хуже всего, потому что учиться я очень любил, любил узнавать новое. Я всегда был очень любопытным, хотя в чужие дела свой нос не совал. А у отца дела пошли совсем плохо. Его деловые партнёры начали отворачиваться от него, потому что он стал ненадёжен. И вот в один очень не добрый день случилось то, что и должно было когда-нибудь случится. Отец проиграл всё. Проиграл так, что у нас вообще ничего не осталось. Пришлось отдать в счёт карточного долга последние сбережения, и продать единственную оставшуюся у нас лошадь. Что отец и сделал, а потом покончил с собой, не зная как жить дальше. Мама сама вынула его из петли, когда он не успел ещё остыть. Как у неё и сил-то на это хватило, ведь отец всегда был дородным мужчиной, а мать маленькой, хрупкой, легкой и отец очень любил носить ее на руках. А мама всегда смеялась. Они так любили друг друга! А в тот день мама не плакала, она пыталась его оживить, а может она просто не верила, что он мог вот так навсегда покинуть ее.

И я помню и никогда не забуду, как она растирала ему руки, и о чём-то тихо разговаривала с ним. Наверно она в тот день помешалась, хотя утверждать это не берусь. А я тогда испытывал очень сложные чувства. Одновременно и страшную боль и мучительную тоску по отцу, которого я обожал и, которого больше нет, и никогда не будет, и при этом злость на него и даже ненависть за мать, за себя. И я часто потом думал — ну зачем, зачем он это сделал, почему оказался таким слабаком? Останься он жив, мы бы как-нибудь выкрутились, все бы преодолели вместе. Но он предпочёл умереть, наверное, от стыда перед нами. А у моей мамы было очень больное сердце, и события последних двух лет совсем подкосили её здоровье, а смерть отца, убила и её. Ведь мама всегда очень любила его, и прощала ему все, и его гибель так потрясла её, что она прожила после этого всего пару дней. Так я и похоронил их обоих в одной могиле, оставшись сиротой. А было мне в ту пору всего двенадцать лет. Я не знал тогда, что мне делать. Не говоря уже о том, что я страшно переживал смерть родителей, и тоска по ним грызла мне душу, я еще просто не понимал, как мне жить дальше одному.

У меня совсем не было денег. Даже на похороны родителей мне средства собрали соседи. И они же в первое время подкармливали меня. Но не могли же они кормить меня вечно. Где-то через месяц соседи намекнули мне, что, мол, пора бы тебе начать самому зарабатывать себе на хлеб. Времена были трудными, они и сейчас нелегки, простой человек всегда живёт тяжело, но тогда, было особенно плохо. Я умел читать и писать и думал, что смогу устроиться у кого-нибудь писарем, но все места были заняты. Тогда я решил попроситься к какому-нибудь ремесленнику в помощники, лучше, конечно в ученики, но за это надо было платить. Я сунулся к одному мастеру, к другому, к третьему, четвертому и к другим — все без толку, везде мне отказали. Таких ничего не умеющих помощников, мальчиков на побегушках у них итак было полно, и чаще всего в этом качестве выступали их собственные дети. И что мне оставалось делать? Жить-то как-то надо было. Не кончать же с собой, как это сделал мой отец?

Пришлось начать воровать, вернее приворовывать в первое время. Я сначала в основном крал еду на рынке. Когда какой-нибудь, торговец зазевается, я тянул все, что попадалось под руку. И так наловчился, что ни разу не только не попался, но даже и не обратил на себя чье-либо внимание. Но оказалось, что это я так только думал. Однажды меня остановил один человек и сказал, что давно уже наблюдает за мной, что он приметил мою воровскую ловкость и главное удачу и предложил мне стать его учеником. Так сказать перенять его мастерство и подняться в своём деле выше, чем я нахожусь сейчас. Я, несмотря на очевидную выгодность этого предложения, а может именно поэтому, настороженно спросил его, зачем ему это нужно, какой этому человеку от моего ученичества прок. Я уже давно перестал быть домашним, защищенным родителями от всего плохого ребёнком, мне приходилось бороться за свою жизнь. И, невзирая на возраст, а с того времени, как я начал самостоятельную жизнь прошло меньше года, уже научился никому не верить.

И уж меньше всего я верил в чье-то бескорыстие. И тот человек сразу понял это, он вообще был очень умён, мне потом выпадало много возможностей убедиться в этом. И он не стал мне врать, просто сказал, что ему нужен толковый и удачливый помощник, поскольку бывает необходимость использовать мальчишку достаточно юркого и ловкого, а главное небольшого размера, так как он со своими габаритами не везде может пролезть. У него раньше был такой, но он, к сожалению, слишком вырос. Я оценил его откровенность и, подумав, решил — что я теряю? Я согласился, а кто бы ни согласился на моём месте? И до сих пор эта переменчивая госпожа удача была на моей стороне. Но вот в последний раз она мне изменила и поэтому мы с Лерой, с которой, кстати, познакомил меня учитель, и с которой потом, когда выросли и ушли от него, стали ходить на дело вместе, мы и сидим здесь сейчас и ждём приговора суда. А впрочем, нам прекрасно известно, что с нами будет. В нашей благословенной стране воров либо отправляют на каторгу на рудники, где живут не больше пяти лет, да и то если повезёт, либо отрубают правую руку. А хоть бы и левую, какая разница? Воровать с одной рукой уже невозможно. Но всё же, я лично предпочитаю второй вариант, хотя, что делать бывшему вору с одной рукой, не имеющему никакого дела в руках, уж простите за убогий каламбур? — На этой риторической фразе Вил и закончил своё повествование.