Начало повестушки - [2]

Войдя в крипту, узкую и низкую, как гроб, рыцарь бережно опускает на пол у входа бесчувственное тело пажа, а сам, опираясь на меч, как на костыль, тащится по проходу к стоящей на низкой каменной подставке мраморной, ему по грудь высотой, статуе Богоматери, перед которой в простом медном подсвечнике горит толстая оплывшая свеча. "е успела догореть. Быстро же эти мерзавцы с нами управились". а стенах по обе стороны от Мадонны - еще два подсвечника, с четырьмя толстыми свечами каждый. Командор зажигает их все. Чтобы сделать это, ему приходится выпустить рукоять меча - полуторный фламберг дамасской стали со звоном падает на пол, чуть ли не под ноги Богоматери. Мрак в крипте сменяется полумраком. Теперь можно разглядеть слева от Мадонны серебряную большую чашу со святой водой, справа - аналой, покрытый темный бархатом, а на нем - небольшой изящный кубок из слоновой кости и толстенный, в богатом переплете, том in quarto, открытый на середине; ровные ряды надгробий, и растянутое на стене черно-белое полосатое знамя с крестом и вышитыми на нем тусклым золотом буквами: "Non nobis, Domine, sed nomini tuo da gloriam".

Латные перчатки со звоном падают на каменный пол. "Прости меня, Пречистая дева, что я вынужден для мирских нужд пользоваться святой водой.

Клянусь честью, я с радостью предпочел бы люссак или бордо... если бы стараниями верных служителей сына твоего не был лишен этой возможности", ровный, чуть насмешливый голос командора гулко отдается в пустом коридоре.

Он нарочно грубо, как гулящую девку, хлопает Мадонну ниже спины мраморное тело статуи отзывается еле слышным звоном. ""е легче ли привезти из Италии две половинки Мадонны, чем одну целую?

И не удобней ли будет собрать ее на месте?" - причем все это - самым что ни есть бесхитростным тоном и с ангельски-невинной физиономией! у и хитрец же этот брат Гийом... был, черт возьми, - да упокоит его душу всемилостивый Господь! Если сюда теперь и проберется какой-нибудь умник, то разбить Пресвятую Деву, дабы заставить ее разродиться побрякушками, даже его свято-пьяному преподобию в голову не взбредет - своя шкура дороже!"

Храмовник с наслаждением погружает руки в чашу с прохладной водой, торопливо пьет из сложенных ковшиком ладоней. Затем, стащив с головы шлем, зачерпывает им воду и плетется обратно к выходу...

- Мессир Ангерран!

- Я здесь, дитя мое. - рука командора тихонько гладит белокурые волосы пажа, стараясь не задеть рану. Танкред, оказывается, не так опасно ранен, как показалось рыцарю вначале, удар пришелся вскользь. И рука, вроде бы, шевелится. Бедняга просто потерял много крови. В другое время командор бы этому радовался. о теперь...Теперь все равно.

- Где мы, мессир?

- В крипте. Под часовней.

- Я никогда тут не был...

- А тебе и нельзя было здесь бывать, ведь ты же еще не рыцарь. а, попей, легче станет. - Юноша жадно отхлебывает несколько глотков, и неуклюже, как кошка лапой, зачерпывая воду левой, здоровой, рукой, пытается обмыть кровь с лица, но только еще больше ее размазывает. Давай, помогу. Вот так. - Командор, обмакнув в воду край своего недавно бывшего белым табарда, на котором красный крест от пятен крови теперь больше похож на паука, осторожно обтирает лицо пажа. - у вот, теперь ты хоть немного похож на себя.

- Мессир...они... взяли замок?

- Взяли, Танкред. С нами покончено. аверху никого не осталось, кроме наших врагов.

- А сюда они не придут? - Танкред с опаской вглядывается в темноту коридора и изо всех сил стискивает тонкими пальцами запястье рыцаря, будто ища защиты.

- ет. о и нам отсюда идти некуда. Кроме как... или... - командор многозначительно указывает пальцем сперва вверх, на угрюмо нависающие над их головами своды, потом - на пол. - Туда, где сейчас наши друзья... Ты не боишься?

- е боюсь, мессир Ангерран. Только...

- Что - только? - емного помявшись, белокурый паж наконец набирается храбрости и выпаливает: "Раз сюда допускаются только рыцари, и раз я уже все равно здесь, то посвятите меня, мессир!" Рыцарь не сразу находит, что ответить, и Танкред совсем тихо, умоляюще добавляет: "Ведь это - моя последняя в жизни просьба, ну что вам стоит, мессир!"

"Посвятить мальчишку в рыцари? Что ж, почему бы нет. Он вполне это заслужил.

Если бы Танкред в оружейной не рубанул по физиономии того рыжего, я сейчас, вернее всего, валялся бы вместе с другими во дворе, и начальник гарнизона с будущим епископом метали бы жребий о моих доспехах".

- Будь по-твоему, Танкред. Держись, я перенесу тебя поближе к аналою нужно, чтобы нас видела Мадонна (Господи, какую чушь я несу!). А на колени встать сможешь?

- Попробую, мессир.

- В крайнем случае, держись за аналой.

- А можно?

- Можно. Теперь все можно... Держишься? Сейчас... - Командор подбирает с пола меч, и усилием воли заставляет себя гордо выпрямиться - только бы не пошатнуться, не застонать: Танкред до последней минуты должен видеть перед собой рыцаря Храма, а не расхворавшуюся к дождю старую бабу!..

Тяжелый клинок ложится на плечо юноши. "Танкред де Сен-Валлье, посв...", - начинает командор обычную формулу, но в последний момент успевает сообразить, что в данных обстоятельствах положенные по обычаю слова "будьте храбры, верны и честны" прозвучат кощунственной насмешкой, и, запнувшись на секунду, честны" продолжает: