Начало легенды - [5]

— Сама во рту рассыпается! — рьяно нахваливал я свой товар, что, как и предыдущая реплика, уже не входило в мою «роль», и это вызвало у Людины досадливую морщинку над переносьем.

— Ладно уж! Хватит рассыпаться! Картошку берем! Везите мешки ко мне домой!

Меня ничуть не удивил ее приказной тон — так и должна была командовать «продажная душа», как я называл ее мысленно днем раньше. Теперь же я вез два мешка картофеля к ней на квартиру, то и дело поглядывая на нее с восхищением.

Ах, друже, дорогой мой Нестор-летописец! Если бы ты видел Люцину в те годы! Есть такие девушки и женщины, которые вызывают всеобщее поклонение. Люцина была из их числа. Вся она так и лучилась обаянием. Однако же я не строил воздушных замков. Я рассуждал примерно так: тебе, Мартын, она никогда не достанется. Ты слишком неказист для нее. Будь же доволен малым: ее улыбкой, приветливым словом. Ну, а в тот час встречи у меня была только одна думка: наилучшим образом выполнить свое задание.

Я оставил у Люцины весь свой товар — картошку, двух гусей, корзинку яиц и, разумеется, то, ради чего была задумана поездка, — кадушечку меда с двойным дном. Впрочем, значительно позже я узнал про двойное дно. Было такое железное правило у подпольщиков и партизан: раз тебе не говорят, значит, и спрашивать не след.

Примерно о той поре немцам давала концерт какая-то залетевшая сюда их театральная дива. В первом ряду колхозного клуба, несколько на отшибе от остальной публики, сидел Кольвиц с Люциной. Эсэсовец довольно долго осаждал ее нежными чувствами. Она ему нравилась. Он объяснился ей в любви, больше того — предложил ей руку и сердце. В тяжелом и сложном положении очутилась Люцина. Разве она могла отвергнуть его ухаживания? Это означало по меньшей мере оставить службу в комендатуре, иными слонами, нарушить приказ партизанского командования, самовольно прервать выполнение ответственного задания. На первых порах ее спасало то, что эсэсовец больше дорожил карьерой, чем любовью. Люцина знала, что он побаивался своих недоброжелателей, которые следили за каждым его неосторожным шагом. Роман с переводчицей мог оказаться серьезным препятствием на пути к повышению в чине и должности. Однако он был так очарован Люциной, что терял голову. И на том вечере он мало слушал, что вытворяли на сцене заезжая актерка и ее партнеры. Вихлявая красота ее, пышность и мишура сценических нарядов — все это не шло ни в какое сравнение со строгой простотой и скромностью Люцины. Майор то и дело склонялся к ней и нашептывал всего лишь одну фразу:

— Фрейлен Люция, сегодня вы должны наконец сказать мне — да или нет.

Надо было принимать решение.

— Хорошо, герр майор! Я говорю вам предварительно «да». Но окончательный ответ вы услышите завтра ночью, ровно в двенадцать, у Камня любви.

— Люция! — только и смог произнести эсэсовец. Он до боли сжал ее руку своими костистыми пальцами. Он уже торжествовал победу. Во Франции, где женщины, не менее прелестные, чем Люцина, покорно падали перед ним ниц. Вот и еще одна, очередная победа. Он уже поглядывал на нее вожделенно. Но Люцина привыкла к таким взглядам.

— Только прошу вас, — прошептала Люцина, — чтобы это было наше свидание, о котором бы не знала ни одна душа.

— Будет исполнено, милая Люция!

— А знаете, почему тот камень называется Камнем любви?

— Какая-нибудь романтическая история?

— У того камня, герр майор, в глубине столетий встречался Дмитрий с Мариной Мнишек перед своим походом на Москву.

— То есть, тот самый бедный царевич, которому так не повезло на московском престоле?

— Тот самый, герр майор, тот самый! Увы, время царевичей миновало!..

Надо сказать, Люцина хорошо владела удивительной способностью перевоплощения. Она умела играть любую роль. Я убедился в этом еще до войны, когда видел ее в любительском спектакле.

Можно представить себе, что мог почувствовать после таких Люцининых слов майор Кольвиц.

— Да, время царей миновало, но не ушло еще время героев! Милая Люция! Мы будем с вами в Москве! Фюрер — не польский король. Если бы мы, немцы, были в ту пору на месте поляков, то никогда бы не покинули Москвы и давно владели всем миром!

Люцина сказала с холодком:

— Возможно, возможно. Однако вам не следовало бы забывать, что я полька, уважаемый герр майор!

Она сделала вид, что обиделась на пренебрежительное замечание эсэсовца, хотя ей было в высшей степени наплевать, что он там думает и говорит.

— Фрейлен Люция! Фрейлен Люция! — лепетал оплошавший Кольвиц. — Я имел в виду не польскую нацию, а дурных ее руководителей! Прошу прощения, если это вас могло в какой-то мере обидеть!

И вот наступило обещанное завтра. Люцина до позднего вечера задержалась в комендатуре. За полчаса до назначенного срока она вышла из своей комнаты и скрылась в темной аллее парка. Через какое-то время следом за нею вышел и Кольвиц. Вышел и больше не вернулся. Неожиданный взрыв потряс тишину ночи. Это сработала противопехотная мина, которую установила Люцина у Камня любви. С Кольвицем было покончено…

Мартын бросил в пепельницу давно потухшую папиросу.

— Выпьем, друже, за старую и новую историю родного края!