Начало - [62]

– Господи, сколько тогда вообще от «Серых» осталось? Какие жертвы у нас? Сколько в Риме наших теперь навечно лежат?

– Не знаю, Данте. Честно, но теперь нас стало значительно меньше, может тысяч пять, может шесть. Да тебе самому вообще повезло.

– В каком смысле? – Отверзая взгляд от дороги, удивлённо вопрошает Данте.

– У вас был парень, у него было прозвище – «Копьё». Вот он сейчас до сих пор лежит в больнице. И выпишут его не скоро. У него проблемы с желудком и кишечник задело. Переломы рёбер. Не скоро теперь он встанет. Жаль его.

– А ты откуда про него знаешь?

– Парни рассказали. «Яд» и «Меч».

Машина начала тормозить и Данте позволил себе приоткрыть окно, чтобы получше разглядеть окрестности, в которые они заехали. Но из-за тотального разрушения и разграбления Рима нельзя понять, куда они приехали. Всюду глаз режут исполинские поля разрух и уничтоженных временем, да непомерной жадностью, вкупе с дикой жестокостью. Некогда прекрасные памятники истории теперь пыль и неизвестно, сколько ещё продлиться восстановление. Великая римская стройка только началась, ибо Рим город огромный и восстанавливать его более чем долго.

– Выходим, брат.

Данте поспешил прочь из автомобиля. Его туфли коснулись разворошенной земли. Каменная плитка, мусор и брусчатка – всё смешалось в бесконечном потоке кризиса. Теперь под подошвами странное месиво из кусков асфальта, камня и мусора, по которому ходят люди – деревяшки и пластмассовые большие пластины.

– Пошли, тебя уже заждались.

Юноша пошёл за братом, обойдя машину. Перед ним открылись целые кварталы, до боли напомнив родной Сиракузы-Сан-Флорен, в эпоху тотального разгрома и тирании неофеодалов. Такие же разбитые улочки, такие же остова домов, что подобно призракам из ушедших времён. Сквозь выбитые окна виднеется бедный и скудный быт людей – как они живут средь гор мусора, питаются помоями и одеваются во рваньё. Теперь до парня дошло, почему римляне, ещё неделю назад, шли с необычайным фанатизмом на верную смерть. Рим стал могилой для миллионов жителей, но теперь он должен возродиться в новом имперском величии, как и планирует Канцлер.

Данте оторвался от созерцания видов на руины и поворачивает голову в сторону, направо и видит, как его брат скрывается за углом, не дожидаясь юношу. Валерон приложил сил и нагнал родственника, завернув за угол, он натыкается на внутренний двор. Он отличается от остального города, как пустыня и дубрава. Во внутреннем дворе, довольно узком, цела брусчатка. У стен раскинуты клумбы с алыми цветами, от которых исходит лёгкое благовоние, рассеивающее жуткий смрад. Там, где нет клумб, есть лавочки, на которых восседают знакомые парни.

Впереди зиждется потрясающее здание, явно один из памятников ушедшей эпохи. Три этажа устремлённости к небесам, исполненным из мрамора и гранита. Карнизы и оконные рамы его украшены растительным орнаментом, вьющимся, лианами, плющами и лилиями. Само оформление и стилистика постройки выдаёт в ней некий храм или часовню и особенно куполообразное возвышение, которое не пощадило время и кризисы, разрушим его.

– А вот и больной. – Усмешка, смешанная с ехидной ухмылкой, выдаёт знакомого язвительного шутника. – А мы уже отпевание решили заказывать.

– Ох, ты ж, «Яд», – на губах Данте повила непринуждённая улыбка, – всё не учишься шутить!

Два юноши пожали друг другу руки, братским рукопожатием и приобнялись. Данте бросил взгляд на высокого, вместе с этим и худощавого, смугловатого, черноволосого юношу с пронзительным взглядом и хитрым прищуром.

– Иди уже, «Пиковый», – ехидно улыбаясь, твердит «Яд», – тебя наш Крестоносец заждался. Не медли. – И хлопнув Данте по плечу, юноша сам спешит покинуть внутренний двор.

– Идём уже.

Парень, слыша грузный и недовольный голос брата, спешит вовнутрь. Пройдя за порог, минуя дубовые резные двери, украшенные множеством чудных рисунков, подошва туфли касается чистого пола. Как только каблук пришёлся на мрамор, по зданию, пребывавшему в густой тишине, разноситься эхо стука.

Обширные пространства окружили юношу. Голые стены, украшенные лишь каменными табличками с древним текстом, да небольшие участки красочной росписи. Ни перегородок, не коридоров, ни ловок – ничего, есть только четыре стены и дверь впереди, перед которой две ступени, образующих второй ярус здания. Внутренний образ постройки, её черты, напоминают церковь, только опустошённую и лишённую былого великолепия.

Сразу же Данте, осмотревшись по сторонам, подмечает особенность – по углам, возле вещей сидят строители и ремонтники. Они ещё не приступили к работе, но их инструменты, необходимые для возрождения сей места – молотки, шпатели, краски и т.п. уже выложены и ждут момента, когда их возьмут в руки и вернут роскошь священному месту.

– А где Джузеппе?

– Ещё недолго, брат. – Скоротечно и тёмно отвечает Яго, продолжая быстрый путь к двери.

Минуя ещё несколько метров за сущие секунды, Яго движением кисти поворачивает ручку и со скрипучим рёвом отворяет светлую деревянную дверь, придерживая её, чтобы брат прошёл вовнутрь.

Данте как можно быстрее скрылся во второй части здания, тут же уйдя во мрак. Две части строения кардинально различаются, словно это небо и земля. Если сзади ещё сохраняется хоть какой-то намёк на прежнее величие и изумительность здания, то здесь истинный бардак. Всюду темень, ибо световые лучи проникают только сквозь единственное маленькое окошко и многих дырок в стенах и потолке.