Начало гражданской войны - [163]

Что касается времени, о котором я говорю, то поколебавшаяся дисциплина среди чехов привела к преждевременному оставлению ставропольского района (к северу от города Самары), что немедленно отразилось на общем положении фронта и, в частности, Самары.

До чего дисциплина поколебалась и до какой степени разложение стало прогрессировать, видно из того факта, что полковник Швец, командир одной из чешских боевых групп, не перенес создавшегося положения и незадолго до оставления Уфы кончил самоубийством. Факт этот произошел в серьезный момент, когда приказание его не было исполнено подчиненной ему частью во время сражения, и он тут же, не выходя из вагона, где находился его штаб, пустил себе пулю в лоб. Швец считался одним из выдающихся и лучших чехо-словацких военноначальннков.

Говоря об общем положении дела на волжском фронте, нужно указать, что, при занятии чехо-словаками Самары, бывшие в это время там члены Учредительного Собрания — Брушвит, Вольский, Фортунатов и другие — взяли гражданскую власть в свои руки. В скором времени примкнули к ним и другие товарищи, выделившие из себя комитет, получивший сокращенное название «Комуч», члены которого и поделили между собой министерские портфели. Не останавливаясь на том, как у них шла работа по управлению областью, могу лишь указать, что, например, министерством внутренних дел заведывал Климушкин, бывший в свое время волостным писарем и, конечно, оказавшийся совершенно неподготовленным к взятым на себя обязанностям. Что это так, видно из того, что, несмотря на всю его развязность, ему пришлось обратиться к бывшему самарскому губернатору, проживавшему там (кн. Голицыну), за частичными указаниями для дел, в которых Климушкин запутался.

Само собой понятно, что направление «Комуча» было совершенно социалистическое, ибо почти все члены Учредительного Собрания небольшевики принадлежали к партии эсеров. Знаменательно при этом, что одновременно с «Комучем» существовал в городе «Совет солдатских и рабочих депутатов».

Из состава учредильщиков главное участие принимали: Вольский (присяжный поверенный из Твери), Фортунатов и Климушкин от Самары (первый — штабс-капитан), Авксентьев (от Пензы), Лебедев (бывший морской министр времен Керенского), Брушвит, Федорович и кое-кто другие, фамилии которых сейчас не помню. Лебедев больше разъезжал по фронту. Отличался еще некий Мейстрах, выступавший в Самаре по сбору денег на нужды антибольшевистской работы. Этот Мейстрах замечателен тем, что в течение следующего лета (1919 г.) он уже при большевиках занимался усиленной критикой работы «Комуча», писал ярые статьи в самарской красной печати в защиту Советской власти, одним словом, продался ей совсем, принеся повинную за свою деятельность.

Виктор Чернов появился только к концу августа и, конечно, был принят учредилкой нескончаемыми овациями, заняв место председателя. Общее число учредильщиков к этому времени, если не ошибаюсь, достигало 70.

Как на характерный факт отношения гражданской власти к военной, можно указать на то, что при начальнике штаба народной армии полковнике Галкине был приставлен в качестве его помощника (по крайней мере, так говорили среди военных) некий поручик Взоров, партийный эсер (мало похожий с виду на офицера), на обязанности которого лежал надзор за работой Галкина и чинов его штаба и недопущение проявления контр-революции в командовании. Он ни минуты не оставлял Галкина одного, и, даже при приемах посторонних, фигура Взорова неотступна следовала по пятам Галкина, обходившего приемную залу.

Насколько позиция учредильщиков сделалась среди военных непопулярной, видно из того, что многие из офицеров в прилегающих к Волге местностях (я слыхал это незадолго до бегства своего к чехам) предпочитали идти на юг в добровольческую армию, несмотря на ее отдаленность, а не в народную, в надежность которой не верили, усматривая в общем курсе политики определенное партийное течение.

Вначале, по освобождении Самары, как говорили, этого не было заметно, но чем дальше, тем нагляднее начала проскальзывать та тенденциозность, которую особенно ярко проводил председатель комитета Учредительного Собрания Вольский в своих крикливых, полных демагогии воззваниях.

В конечном итоге, крепкой армии создать не удалось, чехо-словакам сражаться надоело, и, вместо движения на Москву (на чем настаивали в своих сношениях агенты Антанты), начался общий отход, ряд неудач. Сперва пали Симбирск и Казань, немного погодя отдали Вольск и Хвалынск, затем стали очищать сызранский район, а потом Самарскую и Уфимскую губернии. Так блистательно начатая операция, на которую возлагали надежды мыслящие, остававшиеся в России круги, постепенно начала сходить на-нет. Единственный отряд, крепко державшийся и отступавший шаг за шагом с боем, был отряд доблестного полковника Каппеля.

Справедливость требует, однако, сказать, что в течение лета как отряды чехов, так и народной армии проявляли чудеса храбрости и самоотвержения. Но общая обстановка, в связи с неоказанием помощи союзниками, неправильной позицией партийных руководителей, не сумевших поддержать главную опору армии — офицеров, и неполучением, с другой стороны, серьезной, длительной помощи и сочувствия у крестьянства, дала возможность большевикам не только занять приволжский район, но даже продвинуть свой фронт на 60 верст за Уфу.