Начало года - [47]

Поразмыслив таким образом, Костя окончательно утвердился в своей правоте и, приближаясь к редакции, принялся лихорадочно придумывать заголовок к фельетону. Любой читатель в первую очередь галопом пробегает по заголовкам статей: «Так, это неинтересно… здесь скука… эту статейку можно посмотреть после… дальше, дальше… ага, стоп! Фельетон. Так, так, это мы прочитаем сейчас же, не откладывая газету. Ну, ну, кого они там?»

Примерно так рассуждает атабаевский подписчик, получив свежий номер районной газеты.

Костя мысленно представлял их на газетной полосе, старался увидеть свой фельетон глазами читателя. Гениальный заголовок носился в воздухе, но упрямо не давался в руки. «Они позорят честь белого халата»? Не то. Где-то уже было. «Микробы бюрократизма»? Скучновато. И незримо. Ага, вот еще: «Больница, которую надо лечить!» Пожалуй, здорово. Интригующе, читатель живо клюнет. Уж мимо такого заголовка равнодушно не пройдешь, дорогой подписчик «Светлого пути». Шлагбаум: остановись, прочти! А под фельетоном знакомая подпись: К. Бигринский. Ух, и молодчага же этот К. Бигринский, здорово прочистил медиков! Молодец, ей-богу, молодец, у парня голова что надо! Того и гляди, возьмут его в центральную прессу. Ого-го, в Атабаеве люди тоже не лыком шиты и не лаптем щи хлебают!..

В самом радужном настроении Краев зашел в редакцию, прямиком направился в кабинет редактора. Завидев молодого литсотрудника, Пис оживился, отодвинул от себя потрепанную папку, в которой хранились «входящие» селькоровские письма.

— Ну, докладывай. Не подтвердилась анонимка?

— Как раз наоборот! — торжествующе начал докладывать Краев. — Лично проверил, факты все правильные. Беседовал с врачами, гм… с больными, и все в один голос: главный врач зазнался, давит даже мало-мальскую критику в свой адрес. Неблагополучно в больнице, Павел Иваныч. Можно сказать, процветает культ личности…

— Насчет культа… это самое… поостерегись. Злоупотреблять терминами не советую.

— Да оно так и есть: большой культ маленькой личности! Соснов так и сыплет направо-налево выговорами. Там все говорят: обюрократился он, никого не признает, лечебная работа запущена, окружил себя подхалимами. Я же беседовал, врать не стану…

Редактор с сомнением посмотрел на литсотрудника и неопределенно хмыкнул. За все годы, которые он прожил в Атабаеве, ему не доводилось слышать о Соснове ничего плохого. Впрочем, кто его знает, главный врач больницы на людях показывается редко, ровно медведь в берлоге, живет в своем лесу. Больные, побывавшие у него, слышно, довольны им, похваливают, но им, больным, вера тоже половинная: редко который из них станет ругать лечащего врача. Разве что самый отчаянный, вконец потерявший надежду на здоровье. А остальные думают, дескать, сегодня скажешь о врачах недоброе слово, а завтра, глянь, прицепилась к тебе хворь, волей-неволей пойдешь к тем же врачам. Остерегаются… Врачей тут немного, не то что в городе. Там, если один не вылечил, можно постучаться к другому, третьему. А в Атабаеве все равно попадешь к одному и тому же…

Но тут раздумья редактора внезапно обожгла острая, как искра короткого замыкания, тревожная мысль: «Напечатаем материал, а если не подтвердится? Скандал в масштабе всего района, а может, даже шире! За все в ответе редактор. Ох, уж эта редакторская работа, не доведись ее знать кому другому…»

Пожалев самого себя, редактор Пис шумно вздохнул и без особого желания поднял с рогулин трубку телефона.

— Алло, станция? Девушка, соедините меня с кабинетом председателя исполкома. Да, да, райисполкома, с товарищем Урванцевым… Алло, Николай Васильевич? Здравствуйте, из редакции Соколов вас беспокоит… Тут у нас критический материал имеется, нашу районную больницу чехвостят. Острый сигнал. Хотелось бы посоветоваться… Может быть, найдете время, познакомитесь с материалом? Я пошлю его к вам с человеком…

В трубке что-то булькнуло, затем послышался голос Урванцева.

— Да ты что, редактор, первый год з-замужем? Кто из нас выпускает газету, ты или я? Сигнал поступил, проверили? Значит, надо печатать! Ну и что, если критикуют врачей? Учти, р-редактор, в нашем обществе никто не имеет им-мунитета против здоровой критики! Вот, вот, пусть там даже врачи и а-кадемики, понял? Н-ну, вот… А наши медики, они что, святые? Да, кстати, ко мне тоже поступили отдельные сигналы… да, да, как раз о райбольнице. Рас-спустились они там… ослабили контроль. Так что действуй на свое усмотрение. Да, да, действуй. Ну, пока…

Урванцев положил трубку. Насчет отдельных сигналов он был прав: звонок редактора напомнил ему о мимолетном разговоре с женой. Как-то раз, вернувшись с работы домой, он застал жену в постели в слезах. Он уже был привычен к тому, что жена день-деньской жалуется и стонет от неведомых головных, грудных, поясных и еще бог весть каких болей. И то, что к приходу мужа она валяется на растрепанной, свалявшейся постели, — ему тоже было не внове. Но на этот раз, по-видимому, с Марией Васильевной приключилось нечто более серьезное: лицо ее совсем опухло от слез.

— Машунчик, что с тобой? — в тревоге бросился к жене. — Вызвать врача на дом?