Начало - [26]

— Так сразу весь и не обойдёшь! Значит, этот дворец мы и должны защитить?

— Как на счёт, отдохнуть с дороги?

— А если он нагрянет? Нужно дежурить. Ты иди, а я постерегу в холле.

— С ума сошёл Габи? Сам-то подумай, ты же говорил, что дом могу открыть только я. А я внутри! — у него на лице появилось выражение просветления. Затем подхватил ее на руки и раскружил.

— Как же я сразу не догадался? Тогда мы в безопасности, если он не знает другой способ попасть внутрь, — нахмурился вновь.

Они решили не паниковать раньше времени и отправились отдыхать. Она пошла в душ, смыв грязь пути, и почувствовала себя обновлённой. Шёлковый халат бабули приятно облегал тело, и взгляд, поджидавшего в спальне Габриэля, жадно заскользил по ней.

— Ух! Ты просто сумасшествие!

Не успела она прилечь, как он накрыл собой и прижал к кровати. Покрывая поцелуями, страстно шептал комплименты, разжигавшие пыл сильнее. Не было сил ждать, и она, минуя предварительные ласки, перешла в наступление, впервые за всю жизнь. Его глаза на мгновение широко распахнулись, и он томно застонал. Насладившись близостью, уснули, склеившись кожей. Она была абсолютно счастлива, и запомнит ощущение навсегда, пронеся до самого конца в сердце, и возвращаясь к нему всякий раз, когда тяжело. «Ещё недавно я висела в петле, а сейчас отпустила почившего супруга, обрела любовь, да и сама изменилась». Трансформация, делавшая из неё совершенно другого человека, беспокоила больше всего остального, сильнее неминуемой опасности и колдуна-убийцы. Мысли ушли на второй план, бултыхаясь где-то глубоко в сознании, сон не заставил себя ждать.

Прохладное прикосновение руки ко лбу заставило распахнуть глаза, зубы застучали, кости заломило от холода. Одеяло рядом с ней проминалось под тяжестью чьего-то веса. «Это всего лишь больное воображение!», — твердила она, стараясь не вскочить и не побежать, куда глаза глядят. Она немного успокоилась и восстановила дыхание, и, присев, стала всматриваться в помятую часть одеяла. Полупрозрачный образ предстал перед ней в тот же миг, заставив слегка отпрянуть назад. Женщина, красивая, статная, с сединой в волосах и лицом покрытым морщинами, выпрямив спину и сложив руки на коленях, смотрела знакомым, холодным взглядом. Она протянула руку и прикоснулась к локтю, замораживая мертвенным холодом. Взгляд был вопрошающим и слегка высокомерным. Она встала, и Катарина отметила, как изящна и стройна её фигура.

— Бабушка? — дрожащим голосом спросила она.

Женщина кивнула, махнула рукой, и она догадалась, что должна последовать за ней. И вот, Катарина шла по тёмным коридорам огромного дома за полупрозрачным привидением собственной бабки, которую даже не знала при жизни. Ноги отказывались слушаться, и она заставляла их делать шаг за шагом. Вскоре они оказались в каминном зале, обставленном шикарной мебелью годов тридцатых. Ещё при первой экскурсии комната показалась самой уютной из всех имеющихся. Внутренние ощущения были обострены, и она решила, что непременно обязана им доверять, как никогда раньше. Бабуля присела в кресло у камина, взмахнула рукой, яркая вспышка огня освятила комнату, вплоть до укромных, отдалённых уголков. Она осторожно присела в кресло напротив.

— Почему ты молчишь? — та лишь пожала плечами, глаза стали грустными.

Чера протянула прозрачную руку в камин и задержала над огнём с совершенно безразличным лицом. А потом пристально посмотрела внучке в глаза, и помахала в знак прощания. Сон развеялся.

Катарина села в кровати, дрожа от страха. Ещё никогда не приходилось испытывать леденящего ужаса. Хотя, подождите-ка, она вдруг вспомнила, что уже испытывала нечто, только во сне был Ромка, умолявший его отпустить. «Похоже, призраки каким-то образом находят лазейку в мой мозг. Не знаю насколько это хорошо», — подумала она, вытирая пот со лба. Спать теперь не хотелось. Она спустилась вниз по лестнице и отправилась в кухню, заварив кофе. Вопреки рекламе, от него всегда тянуло в сон. Аромат заполнил пространство. Она взяла чашку и пришла в тот самый, уютный зал, с лёгкостью отыскав среди множества других. В этом доме у неё абсолютно отсутствовал страх потеряться, ориентировалась прекрасно, будто жила здесь многие годы. «Наверное, это наследственное. Или дом мистическим образом связан со мной». Первый вариант казался более правдоподобным. Связь она ощущала так сильно, что ещё чуть-чуть, и та буквально стала бы видима глазу. Так странно было ощущать принадлежность к чему-то или к кому-то, спустя столько лет эмоционального затворничества, изредка прерываемого людьми, оставившими след в жизни. Она присела в кресло у камина, в который завывал сильный ветер, ноги слегка замёрзли. В соседнее кресло запрыгнул кот и свернулся клубком.

— Не думала, что буду рада твоей компании, — голос прозвучал необычно, отражаясь от стен.

Она размышляла о сне, бабушке, красивой и молчаливой. «Должна же быть причина, по которой ты привела меня сюда?». В прошлый раз, когда она видела призрака во сне и последовала совету, жизнь изменилась в лучшую сторону. И сейчас собиралась сделать тоже самое. Осмотрев зал, мебель, стены, камин, она не нашла ничего интересного, или необычного. Внезапно осенило: «Что если нужно зажечь камин?». Так быстро, как только могла, она уложила в него дрова, на удивление не отсыревшие. «Спички. Где же их взять?». Ни она, ни Габриэль не курили. Порыскав ещё немного, обнаружила специальные, длинные, на самом камине. Чирк. В комнате стало светло. Чирк. Поленья разошлись, и озорные искорки пламени заплясали, согревая теплом. Осмотрела комнату при свете, но по-прежнему ничего не обнаружила. Отчаявшись, рухнула в кресло и принялась допивать остывший кофе, напрягая память и вспоминая детали. «Бабушка взмахнула правой рукой, и загорелся огонь. Я зажгла его также. А после она попрощалась. И снова правой рукой». Голова заболела от напряжения, но Катарина не отступала. «Стоп. А что же было в левой? Что она в ней держала?». Её затрясло всем телом, истина оформилась в сознании. «Письмо». Она подскочила с кресла, и уронила чашку на пол, расколотив вдребезги. Не обращая внимания, побежала в холл и в кромешной тьме нащупала на вешалке пальто. Во внутреннем кармане ожидало своего часа заветное, бабушкино письмо. Заполучив его, вернулась обратно в зал. Мысль посетила мгновенно, как только посмотрела на огонь. Она медленно подошла, протянула руку с письмом. И от тепла и света, на старой, пергаментной бумаге, стали проявляться буквы, выведенные каллиграфическим почерком, отличавшим от других чистотой исполнения и коварными завитками. Забавно, подобные завитки присутствовали и в её почерке.