Начальник острова Врангеля - [30]

— Он уже знает все звезды на небе. Ивась говорит: он умный. Эскимосы не умеют читать, писать. Наши дети научатся…

И еще один эпизод всплывает в памяти Ушакова. Первые дни жизни на острове Врангеля. Всего две недели, как ушел пароход «Ставрополь». Уже готов дом, затоплены печи. Можно немного поохотиться, попробовать свежей дичи. Благо над бухтой носятся утки, они еще не покинули эти края.

Вместе с Таяном и Анакулей сталкивают они байдару в воду, гребут к середине бухты. Кажется, охота будет удачной, уток много. Выстрел за выстрелом гремит с легкой байдары. Но волны не дают прицелиться хорошо. Охотники уверены, что сбили с десяток птиц, а в волнах находят только одну.

Начинается снег, клочья тумана накрывают байдару. Поздний вечер, берег уже далеко. Утки, как назло, со свистом режут крыльями воздух над головами. Охотники беспрерывно стреляют. Первым опомнился Ушаков. Байдара совсем недалеко от выхода в открытое море. Крупная волна, ветер из бухты.

— Домой, гребем к берегу! — кричит Ушаков.

Они гребут изо всех сил, но ветер мешает плыть. Мешает большая волна. Ничего не видно в темноте. Что-то блеснуло слева. Наверное, померещилось. Снова блеснул огонек. Звук выстрела! Ушаков отвечает. Еще выстрел издалека. Кто-то идет к ним на помощь. Надо править на огонек. Ох, какая коварная волна.

— Парус! Парус! — кричит Таян.

Как он заметил его во мраке? Но об этом некогда думать. Подходит вельбот. В нем Иерок. Старый охотник молча помогает выбраться из байдары…

Ушаков соскакивает с постели, начинает одеваться. От слабости подкашиваются ноги, немного кружится голова.

— Вы куда? — обеспокоенно спрашивает доктор.

— К Иероку. Я должен увидеть его живым.

— Запрещаю! — повышает голос Савенко, — Я врач, отвечаю за вас. Вы застудите почки.

— Не хочу застудить свою совесть. Мне будет совестно всю жизнь, если не попрощаюсь с Иероком. Вы понимаете меня?

Доктор опускает голову. Спорить бесполезно. Все видели — у Иерока с Ушаковым большая дружба. Странно даже вспоминать, как встретились эти два человека, как Иерок едва не ударил Ушакова гарпуном.

Георгий Алексеевич уже одет. Он старается двигаться медленно, чтобы не устать, не вспотеть — иначе простудится на морозе. Доктор под руку ведет его к яранге Иерока. Их встречают эскимосы.

— Ты встал! — приветствуют они больного, — Твоя болезнь отступила.

Эскимосы рады увидеть умилека не в постели, а на ногах. Но тут же улыбки исчезают с их губ. Иерок…

Ушаков вползает в ярангу. Его друг разметался на шкурах, лицо обострилось, еще недавно сильные руки безвольно лежат вдоль тела.

— Иерок! — зовет Ушаков. — Это я. Ты слышишь?

Дрогнули веки охотника. Глаза открываются. Мутный взгляд яснеет, в них мелькает живой интерес.

— А-а-а… Умилек. Компани.

Дочь подставляет к губам Иерока кружку с водой. Вода течет по подбородку.

— Плохо, умилек. Жена позвала меня.

— Ты еще встанешь. — Ушаков ощутил в горле комок. — Мы пойдем с тобой на охоту.

Иерок поднимает руку, она падает.

— Нет. Охота… Песец… Умилек, я привез тебе песца. Тебе. Он твой.

Старый охотник закрывает глаза. У него бурлит, клокочет в груди. Дыхание тяжелое, со свистом. Он что-то бормочет, слова разобрать невозможно. Ушаков долго сидит рядом, потом выбирается из яранги.

Доктор помогает ему идти. С непривычки холодный воздух обжигает горло. Дома Ушаков ложится в постель. Только бы не схватил приступ. Иерок…

Через несколько часов к нему стучится Павлов. Он прямо с улицы, на нем снег. Павлов не проходит, стоит в дверях.

— Иерок умер, — говорит он, — Слышите, как воют его собаки?

Павлов снимает шапку и, не таясь, плачет. Он прожил с Иероком бок о бок пятнадцать лет. Ушаков закрывает лицо простыней.

Воют собаки из упряжки Иерока.

Их никогда уже не накормит из своих рук старый охотник.

Звезды холодно мерцают на небе, и беспокойно, словно в тревоге, мечутся над островом бледно-молочные лучи северного сияния…

Ушаков забывается перед самым утром. Утра, конечно, никакого нет — так же темно. Только по часам можно определить, что пришел новый день. Ушаков опять собирается выйти из дому. Опять пытается остановить его доктор. Эскимосские похороны длятся долго, и доктор боится, что все это плохо кончится для больного.

В яранге Иерока обряжают умершего. Путь его долог, и потому на него надевают меховую одежду, даже рукавицы и шапку. Ушаков смотрит на лицо Иерока. Оно не потеряло естественного цвета, и кажется, что Иерок просто задремал перед дальней дорогой, набирается сил.

Охотника поднимают и кладут на шкуры, закрывают одеялом. Распоряжается в яранге Тагъю, он говорит всем, что и как нужно делать.

Вот тело Иерока спеленуто, обвязано ремнем. Прямо на покойника ставят блюдо с мясом. Эскимосы садятся, едят в траурном молчании.

Последняя трапеза с Иероком. Последняя чашка чая.

Тело уже на нартах, собаки в упряжках. Женщины остаются около яранг, рядом с Иероком идут одни мужчины.

Ушаков бредет позади всех.

Нарты останавливаются. Тело кладут на землю. Острым ножом Тагъю режет одеяло, штаны, рукавицы и шапку Иерока. Другие эскимосы ломают нарты. Целым ничего нельзя оставлять. Иначе Иерок вернется в поселок и заберет с собой кого-нибудь из живых. А так…