Набросок - [22]

Фуртах нахмурился.

– С чего ты взял? Тебе кто-то рассказывал о таком?

– Нет. Но мне кажется, что это логично. Вон, я слышал, что в магистратуре светильники по два года никто не настраивает, а холодильник у нашего мясника надо чуть не каждые двадцать дней настраивать. Значит, должен быть способ, чтобы продлить срок действия настроек.

– Это дело темное. Как ты можешь догадаться, я в магии не разбираюсь. Как там она работает, я без малейшего понятия.

– Но если, например, привезти из долины такой холодильник, точнее, магические детали для него, не будет ли это каким-нибудь нарушением? Не заявится ли на следующий день какая-нибудь проверка? Вроде где взял? У кого? Где документы?

Фуртах задумчиво рассматривал меня.

– Понимаешь, какое дело? Никто еще не привозил ничего магического без участия местной скелле. Я, конечно, не слышал ни о каких запретах на торговлю магическими устройствами, но и то, что для магов их настройка – важнейший источник заработка, тоже никто не отменял. Внимание этим точно привлечешь! Может, внизу, в долине, или тем более на побережье на это никто и не обратит внимания, но здесь, где маг один на всю округу… – Фуртах немного помолчал и добавил: – Не знаю, кто и что тебе наплел, но ты бы не связывался с этим. У магов полномочия абсолютные. Они в своем собственном праве, наши законы не для них. Я вот слышал, что через три дня сюда приезжает какая-то очень благородная скелле, так вот, ей на глаза лучше вообще не попадаться.

– А зачем она приезжает, если их сюда калачом не заманишь?

– Откуда я знаю? Главное, пока она здесь, держаться от них подальше – уж очень сумасбродные бабы!

Мы еще потрепались, и я вернулся к работе. Фуртах, понаблюдав молча за мной, пошел в свою мастерскую, в которой я еще ни разу не был. В тот момент я и не предполагал, насколько этот разговор имел прямое отношение ко мне.

Глава 10

У крайнего дома на пути к моему жилищу стояли трое местных полицейских. Вооружены они были обыкновенно дубинками, но тут я заметил у двоих в руках копья, похожие на те, что мы использовали в лесу. Я прошел мимо и стал взбираться к своему сарайчику. По местным меркам на улице стояли страшные холода – градусов, наверное, 15 по-земному. Но этого хватало, чтобы оценить тот уют, который дарил мне мой новый прибор. Заходишь – и сразу тепло. Не надо топить плиту и ждать, когда она прогреет крохотную комнатку. Да и ночью не надо вскакивать, чтобы подбросить дровишек, если вдруг станет неуютно. Рядом с моим сарайчиком сидел на камушке еще один служитель закона – похоже, старший из них.

Я подошел и поздоровался.

– Здравствуйте! Вы ко мне?

Тот, не отвечая, смотрел на меня. Сзади зашуршало, но я ждал ответа от этого господина и не оглядывался – кто, кроме тех полицейских, мог там быть? Сильный удар по затылку и вспышка света ждали меня в следующее мгновенье.

Проснулся я от боли и некоторое время не мог сообразить, где я и что произошло. Наконец в памяти всплыло лицо полицейского и следом за ним воспоминание о прошедшем дне. Вокруг было темно. Я перевернулся на спину и невольно застонал – затылок раскалывался. Я лежал на каком-то тюфяке, вокруг было тихо и пусто. Протянув руку, ощупал затылок. Вроде все цело, только изрядная шишка, до которой было больно дотрагиваться. Немного мутило, и хотелось пить. Когда глаза немного привыкли, я рассмотрел вдали серый квадрат окна. Кряхтя как столетний дед, сел на тюфяке и постарался сориентироваться. Видимо, уже наступила ночь, и толком ничего не было видно, но я рассмотрел, что между окном и мной была решетка, установленная, видимо, от пола до потолка. Тюфяк лежал прямо на полу. Пошарив руками вокруг, ничего не нашел. Местные ночи, как и все сутки, гораздо длиннее земных, и если я не найду сортир, или что тут у них, у меня будут проблемы. Встав, я постарался на ощупь исследовать камеру, осторожно пробуя пол носком правой ноги. В углу обнаружилась дыра с характерным запахом, а около решетки – кружка с водой. Не найдя ничего больше, я посчитал лучшим лечь спать. Утро вечера мудренее.

Проснулся рано. Допив воду и оправившись, я уселся на тюфяк и уставился в пустой кусочек светло-серого неба, видимого в окошко.

Глаза привыкли к слабому свету, и я видел, что нахожусь в одной из двух камер, или клеток, которые были отделены от коридора с окном толстой железной решеткой. В соседней клетке никого не было, и я мог наслаждаться определенной долей избранности. Кроме того, стало понятно, что помещение довольно чистое. Полы были крашеным аналогом местного бетона. Похоже, и стены были из того же материала. Вони из отверстия почти не было, и я подумал, что, видимо, здесь гости бывают не часто.

Когда совсем рассвело, за мной пришли.

Никто не задумывался о механизме возникновения боли? Сложный процесс начинается на периферии нашей нервной системы, на поверхности болевых рецепторов и носит химический характер. Первоначально рецепторы реагируют на некоторые химические вещества, обильно поступающие в ткани организма при разрушении определенных клеток. Именно по этой причине, когда древние заплечных дел мастера ставили своей целью причинить боль, они, так или иначе, должны были, что называется, «попортить шкурку» своим подопечным. Но боль, та боль, что доставляет нам страдания, рождается не там, не на далеких отростках особых нервных клеток, она рождается уже внутри черепа в структурах головного мозга, отвечающих за распознавание, регуляцию и реакцию на сигналы далекой периферии. Местная скелле, женщина-маг, не пачкалась в крови и неприятных выделениях пытаемого. Она, по-видимому, сразу же обращалась к спинному мозгу – передаточной цепи между рецепторами боли и головным мозгом. Демонстрируя высокое мастерство, она могла вызывать ощущение сильнейшей боли в любой части тела или, наплевав на тонкости, заставить корчиться вас от невыносимых страданий целиком – от зубов и глаз до суставов и мышц. Впрочем, нельзя было отказать ей и в определенном изяществе, так как она не допускала того, чтобы я отключился, потеряв сознание. Она никогда не убирала боль совсем. Однажды, когда ее отвлекли и она прекратила пытку, я почувствовал себя в раю, испытал истинное непередаваемое блаженство от внезапного избавления. Больше она такого не допускала. Доведя меня до грани, она ослабляла боль ровно настолько, чтобы я, задыхаясь от слез и спазмов, судорожно глотая воздух, мог слышать ее вопросы.