Набросок скомканной жизни - [4]

Эм ни разу не стер ни одного номера из памяти телефона. Поэтому сейчас он легко нашел контакт под именем «Пицца алкоголь РнД» и нажал на кнопочку с зелененькой трубкой. После двух гудков бодрый женский голос ответил:

— «Пицца Евро» Виктория слушаю вас!

— Уважаемая Виктория, мне бы пиццу с острой колбасой и вторую четыре сыра, — вежливо попросил Эм. — И если у вас есть бутылка Джека Дениелса, чтобы все это утопить, вы сделаете меня счастливым!

— Эм! — засмеялась Виктория. — Живой еще?

— Куда ж я денусь, — улыбнулся Эм. — Правда, могу помереть, пока дождусь пиццу!

— Заказ уже отправлен, ты все на той же квартире в центре?

— Нет, я переехал. Подожди, сейчас скажу адрес… Тут какие-то задворки!

Не слушая быстрый говорок Виктории, он нашел в бумажнике записку Дарика с адресом и продиктовал в телефон. Виктория осуждающе поцокала языком:

— Ты б еще на вокзале остановился! Неисправимый!

Но в голосе ее слышалась нежность. Эм всегда умел очаровывать женщин, особенно таких страшненьких, как Вика. Он даже нарисовал ее портрет, на котором были четкими только ее чудесные глаза цвета спелой черной сливы. Вика не забудет его до самой смерти, надо полагать…

Получив обещание вкусно поужинать уже через двадцать минут, Эм сел в старенькое, видавшее виды кресло и взял в руки набросок Ксюшиного тела.

Зажужжал телефон. Эм обернулся на свой — экран был черным. Он нахмурился: жужжало из крохотной сумочки Ксюши. Без лишних вопросов этического порядка Эм сунул руку в торбочку и достал серый простой мобильник. Тот разрывался от беззвучного настойчивого звонка. Ксюшу добивался некий Мурзик. Эм нажал на кнопку и поднес телефон к уху:

— Але.

— Где Стелла? — подозрительно спросили из мобильника.

— Спит, — честно ответил Эм, вовремя вспомнив о сценическом имени Ксюши.

— Где спит? — допытывался парень, по голосу довольно молодой, если не сказать одного возраста с девчонкой.

— Блин, у меня, где ж еще!

— А ты кто?

— Конь в пальто, разве не заметно? — раздраженно заявил Эм. — Сам-то ты кто?

— Дай Стеллу!

Эм толкнул Ксюшу в бок:

— Эй, тебя жених добивается!

Та вскочила, как развернутая пружинка, приглаживая волосы и прикрывая грудь простыней. Эм сунул ей в руку телефон:

— На, успокой там.

Ксюша взглянула на экран и быстро заговорила в трубку:

— Сколько? Уже час? Офигеть! Да, скоро буду… Нет, уснула…

Спрятав мобильник в сумку, Ксюша недовольно поджала губы:

— Че трубку хватаешь? Твоя, что ли?

— Раздражало, — коротко ответил Эм.

Ксюша встала, сгребла презервативы в кучку и потребовала:

— А теперь плати!

— Я ж тебе полтинник дал, — буркнул он из вредности. Девочка резко обернулась через плечо, все еще укрытая простыней до груди. Эм выругался и шикнул на нее:

— Стой так, замри!

— Что, опять? — разозлилась Ксюша. — Да пошел ты!

Но не двинула ни единым мускулом. Эм схватил карандаш и чистый лист бумаги, принялся быстрыми штрихами набрасывать портрет вполоборота. Поза до шикарного натуральна, нельзя упускать момент! Только бы успеть до пиццы.

Через несколько минут Ксюша взмолилась:

— Дай хоть сесть! Никогда так тяжело с клиентом не было!

— Терпи, — процедил он сквозь зубы, безостановочно и быстро переводя взгляд с модели на рисунок и перенося уже меньшие детали на бумагу.

— Козел, — вполголоса бросила она.

— От козы слышу, — буркнул Эм.

— Ты что, настоящий художник? — вдруг недоверчиво спросила Ксюша, стрельнув глазами на отброшенный на пол первый рисунок.

— Нет, епть, игрушечный.

— А что ты рисуешь? — в ее голосе он услышал неподдельное любопытство, не по работе. — Только портреты или вообще все?

Болтать с ней Эму не хотелось. Хотелось закончить набросок, съесть пиццу и свернуть, наконец, пробку с «доктора Джека»… Поэтому он ничего не ответил. Хочет трындеть — пусть трындит сама с собой!

Ксюша трындеть не стала. Обиделась опять, наверное. Ну и слава богу, а то отвлекает. Эм и сам не понимал, что его так напрягло в этой модели, ведь он и раньше рисовал проституток. Может, ее возраст? Он всегда имел дело со взрослыми дамами, с теми, у кого мог быть предменструальный синдром, но закончились детские капризы и подростковая обидчивость. Но, видит бог, никогда ни одно тело не привлекало его так, как Ксюшино. Молодые женщины стыдились своих форм, или слишком костлявых, или слишком полных, но ни одна не вела себя так натурально, как эта юная путана.

Ксюша тихонько застонала, стараясь не нарушить позу, согнула ногу в колене и принялась массировать щиколотку. Эм недовольно проворчал:

— Стань, как была! Не вертись, ебем те у дупе!

— Судорога, — пожаловалась девчонка. — Старый перелом. Когда я сесть-то смогу?

— Когда я закончу, — рассеянно ответил он. — Подними плечо, ебао ти миш!

— Слушай, ругайся по-русски, а то я твой китайский не понимай! — рассердилась Ксюша, выполняя его требование.

— Это не китайский, неуч! Это наш братский. Югославский.

— А мне по… й если честно! — она вздернула подбородок. — Моя понимай только русский!

— Ну так учись. Может, пригодится. Голову опусти, как было, сказал же, не двигайся!

— Между прочим, ты мне еще не заплатил, — нахмурилась Ксюша. — Если я зазря тут колочусь, получишь по мозгам!