Наброски углем - [11]

— А что?

— Да то, что вы дураки!

— Может быть,—  отозвался один голос.

— Лyra-то они луга, да что толку? —  прибавил другой.

— А весной по ним и не проедешь! —  заключил третий.

В результате проект заменить дорогу лугами Скорабевского был отвергнут, и, приняв предложение высшей администрации, гласные принялись за раскладку расходов по починке дороги согласно присланной смете. Затем предложен был еще один проект, состоявший в том, чтобы все расходы понесли только помещики, которые за это останутся единственными хозяевами лугов. Но когда благодаря пану Золзикевичу и этот проект был отвергнут, усилия каждого из законодателей свелись уже только к тому, чтобы, сняв с себя ответственность, утешиться сознанием, что для блага общества не жаль никаких жертв. Чувство справедливости настолько укоренилось в сознании всех представителей законодательных органов Бараньей Головы, что никому не удалось увильнуть от расходов, за исключением войта и гласного Гомулы, которые взяли на себя обязанности следить за тем, чтобы дело шло возможно скорей.

Нужно, однако, сознаться, что эта бескорыстная самоотверженность со стороны войта и гласного, как и всякий благородный поступок, выделяющийся своей незаурядностью, возбудила всеобщую зависть и даже вызвала протест одного из гласных, который гневно спросил:

— А вы-то почему не будете платить?

— Зачем же нам даром деньги бросать, раз хватит и тех, что вы дадите? —  ответил Гомула.

Это был аргумент, против которого, я полагаю, не только здравый ум Бараньей Головы, но и всякий иной не нашел бы что возразить, а потому протестующий голос умолк, но через минуту проговорил с убеждением:

— Это верно!

Покончив с этим делом, суд, наверное, без проволочек приступил бы к разбору других, если бы этому внезапно не помешало неожиданное вторжение в зал заседаний двух поросят. Они, как безумные, ворвались в полуоткрытую дверь и без всякой видимой причины принялись метаться по комнате, вертеться под ногами и визжать благим матом. Разумеется, заседание было прервано, и весь законодательный корпус бросился преследовать нарушителей порядка, повторяя с редким единодушием: «Кыш, кыш, чтоб вам неладно!» Поросята менаду тем забились под ноги Золзикевичу и испортили ему вторую суконную пару песочного цвета, испачкав ее чем-то зеленым, что так и не отстиралось, хотя Золзикевич не пожалел глицеринового мыла п даже тер ее собственной зубной щеткой.

Благодаря, однако, настойчивости и энергии, которая и в этом случае не оставила представителей бараньеголовьей волости, поросята, несмотря на самые резкие протесты, были схвачены за задние ноги и выброшены за дверь, после чего водворился обычный порядок и судьи могли без помех перейти к повестке дня. На повестке этой стояло дело крестьянина по фамилии Среда с вышеупомянутым помещиком Флоссом. Возникло оно из-за того, что волы Среды, объевшись за ночь клевера на поле Флосса, к утру покинули эту юдоль скорби и слез и унеслись в лучший воловий мир. Убитый горем Среда представил это печальное дело на рассмотрение суда, прося защиты и справедливости.

Суд, быстро вникнув в дело, с присущей ему проницательностью пришел к заключению, что хотя-Среда и нарочно пустил волов на поле Флосса, однако, если бы на этом поле росли, например, пшеница или овес, а не этот ядовитый клевер, волы остались бы здоровехоньки, и их, несомненно, не постигло бы столь прискорбное вздутие живота, жертвой которого они стали. Исходя из большой посылки и придя столь же логическим, сколь и строго юридическим путем к малой, суд нашел, что причиной смерти волов был не Среда, а Флосс и потому он должен уплатить Среде за волов, а кроме того, в виде предостережения па будущее —  внести в волостную кассу на канцелярию пять рублей серебром. В случае же, если бы обвиняемый отказался уплатить означенную сумму, взыскать ее с арендатора Ицки Цвейноса.

Затем разбиралось еще много дел частного характера, но поскольку все они не имели отношения к гениальному Золзикевичу, то решения по ним взвешивались вполне самостоятельно, здравым бараньеголовьим умом, на весах истинной справедливости. Благодаря же английскому «принципу невмешательства», которого придерживалась «интеллигенция», общее согласие и единомыслие лишь изредка нарушалось посторонними замечаниями: о параличе, гниении печени и моровой язве, высказываемыми в виде пожеланий как тяжущимися, так и самими судьями.

Нужно полагать, что благодаря этому же неоценимому принципу все дела решались таким образом, что как выигравшая сторона, так и проигравшая должны были вносить известную и довольно значительную сумму «на канцелярию».

Это косвенно обеспечивало столь желательную в волостных учреждениях независимость войта и писаря, а прямым путем могло отучить народ от сутяжничества и тем поднять нравственность волости Баранья Голова до уровня, о котором тщетно мечтали философы XVIII века. Достойно внимания и то обстоятельство (впрочем, мы ни хвалить, ни порицать его не беремся), что Золзикевич записывал в книги только половину взимаемой на канцелярию суммы, в то время как другая половина предназначалась на «непредвиденные расходы», которые могли случиться у писаря, войта и гласного Гомулы.