Набат - [128]

— На планете всегда где-то день, — объяснил Мендоса хриплым голосом. — Я отслеживал атаки серпов на тонистов и давал советы куратам, чувствовавшим, что их анклавы под угрозой.

— Как раз ради этого я и собрал вас всех, — подхватил Грейсон. Он обвел глазами присутствующих, надеясь, что хоть кто-то из них с пониманием воспримет его сообщение. Но потом сообразил, что любая реакция собеседников будет для него невыносима, и потому, излагая дело, старался ни на ком не задерживаться взглядом.

— Годдард ответил на разоблачение тем, что перевел внимание общественности с себя на тонистов. У меня есть основания предполагать, что скоро поднимается волна систематических организованных атак на тонистские анклавы во множестве регионов. Это не просто ответный удар, это начало полной зачистки.

— Тебе так сказало Грозовое Облако? — спросил Мендоса.

Грейсон покачал головой.

— Облако не могло мне это сказать напрямую — это было бы вмешательством в дела серпов, но из его слов я понял всё, что нам следует знать.

— И… что же оно сказало? — спросила Анастасия.

Грейсон набрал в грудь побольше воздуха.

— Тонисты должны поступиться своими традициями. Не сжигать своих мертвецов. Включая многие тысячи тех, кто умрет завтра.

Известие повисло в воздухе, пока присутствующие не осознали его. Первым отреагировал Мендоса, сразу хватая быка за рога:

— Значит так: я свяжусь с куратами своей сети. Мы предупредим всех, кого сможем, и убедимся, что они вооружены и готовы сопротивляться. А ты сделаешь публичное заявление. Сообщишь миру, что жив, как поступила Анастасия, и призовешь тонистов к священной войне против Ордена серпов!

— Нет, — возразил Грейсон, — этого я не сделаю.

Мендоса вскипел.

— Мы в состоянии войны и должны действовать быстро! Ты сделаешь то, что я тебе велю! — приказал он.

Ну вот, началось. Мендоса в конце концов бросил перчатку, и он не смог бы выбрать более неподходящее время.

— Нет, курат Мендоса, — отчеканил Грейсон. — Это ты будешь делать то, что велю я. Мы боролись со свистами два последних года, и теперь ты предлагаешь превратить в свистов всех наших последователей? Нет! Так мы станем не лучше Годдарда. Предполагалось, что тонисты останутся мирными людьми. И если ты веришь в то, что проповедуешь, следуй собственным проповедям.

Астрид, хоть и потрясенная новостями, набросилась на Мендосу:

— Ты зашел слишком далеко, курат Мендоса! Моли Набата о прощении!

— В этом нет необходимости, — отказался Грейсон.

Но курат, преисполненный негодования, смерил его злобным взглядом:

— Прощение? Еще чего! Наших людей вот-вот начнут резать как скот, а ты просто позволишь этому случиться? Ты не лидер, ты дурак!

Грейсон втянул в себя воздух. Он знал, что отступить или сдаться нельзя. Он должен выстрелить свое послание, как пулю, прямо в мозг курата.

— Мистер Мендоса, ваше служение мне и Грозовому Облаку закончено. Вы официально лишены духовного сана. Вы больше не курат, у вас здесь нет никаких дел, и я даю вам пять минут, чтобы вы убрались. Если не уйдете сами, я прикажу Моррисону вас вышвырнуть.

— Да хоть прямо сейчас! — с готовностью предложил Моррисон.

— Нет, — отрезал Грейсон, глядя в глаза Мендосе. — Пять минут. Но ни секундой больше.

Курат, казалось, впал в шок, но лишь на мгновение. Затем лицо его окаменело.

— Ты совершаешь ужасную ошибку, Грейсон, — бросил он и устремился прочь.

Моррисон последовал за ним, чтобы убедиться в исполнении приказа.

В наступившей тишине осмелился/ась заговорить лишь Джери:

— Мятеж — неприятная шутка. Ты правильно поступил, остановив его в самом начале.

— Спасибо, Джери, — откликнулся Грейсон. Пока Джери не произнес/ла эти слова вслух, он и не догадывался, насколько ему важно было их услышать. Внутри он разваливался на части, но внешне этого не показывал. Он должен держать себя в руках ради них всех.

— Астрид, распространи предупреждение и предоставь каждому курату самому решать, как поступить. Они могут прятаться или защищаться, но я не стану призывать их к насилию.

Та послушно кивнула.

— Я включена в сеть Мендосы. Сделаю всё, что нужно.

И ушла. Джери успокаивающе похлопал/а Грейсона по плечу и тоже покинула/а собрание.

Остались только Грейсон и Анастасия. Из всех лишь она одна могла понять чувства человека, вынужденного принимать невозможные решения, и то, как эти чувства рвут душу.

— При всей своей мощи и власти Грозоблако не может остановить расправы, как не могло остановить Высокоградскую прополку, — сказала Анастасия. — Оно может лишь наблюдать, как убивают людей.

— Даже если так, — ответил Грейсон, — я думаю, Облако нашло способ выйти из ужасной ситуации, нашло возможность обратить это испытание ко всеобщему благу.

— И в чем же оно, это благо?

Грейсон огляделся, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает.

— Есть еще кое-что — я не сказал это остальным, но должен сказать тебе, потому что мне очень сильно понадобится твоя помощь.

Анастасия собралась с духом, явно боясь услышать то, что собеседник намеревался ей преподнести.

— Почему именно моя?

— Потому, что ты многое повидала. Потому, что ты многое сделала. Ты почтенный серп во всех смыслах. Мне нужен человек, способный выдержать то, чего не выдержат другие. Я не уверен, что справлюсь в одиночку.