На Золотой Колыме. Воспоминания геолога - [45]

Паколин пригласил нас к себе в дом. Нашлась и заветная чарочка. Правда, закуска была довольно скудная: фактория сидела без сахара, соли, муки, крупы и других необходимых продуктов. Основным видом довольствия были местные ресурсы — свежая рыба.

После обеда Костя Андреев пошел подыскивать каюра, а мы с Успенским остались у Паколина.

Вечером к фактории стали подходить местные жители. Среди них оказалось много старых знакомых по 1932 году. Лица я узнавал, но имена и фамилии безбожно путал, что вызывало веселый смех и шутки, соли которых я по незнанию языка не разумел.

Костя познакомил меня с нашим новым каюром — Семеном Кривошапкиным. Это был пожилой рослый якут, который, несмотря на свои пятьдесят девять лет, выглядел не старше сорокапятилетнего. Степенный, полный собственного достоинства, он произвел на меня очень хорошее впечатление, и мы быстро договорились. Хорошо было и то, что он сносно говорил по-русски, так что теперь у нас был свой переводчик.

Мы начали советоваться с ним о дальнейшем пути. В нашем распоряжении была карта К. А. Салищева, участника экспедиции С. В. Обручева в 1929–1930 годах, очень схематичная. Я показал Семену, каким путем мы шли, место, куда нам надо попасть, и спросил, может ли он показать, как мы будем двигаться дальше и скоро ли доберемся до места. Он долго и сосредоточенно рассматривал карту, поворачивая ее то так, то этак. Затем, попросив карандаш и бумагу, стал рисовать схему нашего дальнейшего продвижения.

У меня волосы встали дыбом, когда я увидел, каким сложным, запутанным путем придется добираться нам к месту работ. Мы уже сделали огромный крюк, а впереди намечается еще больший. От Оротука надо идти до Ухомыта и подниматься вверх по нему, а затем по Бёрёлёху до жилья якута Ильи Балаторова, у которого есть лодка. Переправившись на противоположную сторону, мы должны идти вниз по Бёрёлёху, а затем подниматься по Аян-Юряху.

Я спросил, есть ли возможность сократить путь. Кривошапкин отрицательно покачал головой. Через Бёрёлёх с нашим грузом мы сможем переправиться только около юрты Балаторова. Что касается срока прибытия, то дорога займет по меньшей мере полмесяца.

Итак, наш маленький отряд увеличился на одного человека и на одну лошадь. У Семена был свой красавец конь, богатырь светло-серого цвета, похожий на одного из васнецовских коней. Между прочим, все якутские лошади имеют белесую окраску в отличие от наших «материковских», разномастных.

Кривошапкин попросил на сборы два дня. Пришлось согласиться. А пока что в наш лагерь приходили целые толпы посетителей. Мужчины и женщины, старики и молодежь в одиночку и группами с утра до вечера толпились у нашей палатки. Мы не могли, разумеется, оставить гостей без угощения. За эти два дня нашим продуктам, в особенности сахару и муке, был нанесен серьезный ущерб, а мы и без того переживали жесточайший продовольственный кризис.

Иногда фортуна повертывалась к нам лицом. Как-то, проходя по тропе, мы обнаружили небольшую полянку, покрытую рассыпанными зернами чечевицы. Мы тщательно собрали ее вместе с мхом. Поскольку чечевица тяжелее воды, ее очень быстро отсортировали, промыв в лотке. Полянка «подарила» нам около пяти килограммов питательного вкусного продукта.

Как впоследствии выяснилось, чечевицу нечаянно рассыпали стрелки ВОХРа, у которых ее много. Они заходили к нам в гости и на мой вопрос, не согласятся ли они сменять свою чечевицу на урюк, консервированное молоко, компот и прочие вкусные, но не сытные вещи, ответили восторженным согласием. По словам начальника охраны, он вообще не потребляет этой «гадости», которую неведомо зачем включили в норму. И вот тут-то мы сделали крупнейший тактический просчет. Мы угостили их в числе прочего прекраснейшими пирожками, начиненными смесью чечевицы с мясными консервами. Отведав их, стрелки осознали свою ошибку и под разными предлогами отказались от мены.

Наконец прибыл Семен на своем красавце коне, нагруженном сверх меры всяким добром, и мы отправились в путь.

На Бёрёлёхе

Только 4 июля мы добрались до жилья Ильи Балаторова на берегу Бёрёлёха, недалеко от устья ключа Салгыбастаха.

Дорога нас основательно вымотала. Каждый день мы двигались в течение десяти-одиннадцати часов — казалось бы, не так уж много. Однако это ходовое время приходилось разбивать, перемежая его несколько раз трех-четырехчасовым отдыхом. Без этого наши слабые лошади были бы не в состоянии двигаться дальше. Им необходимо было немного подкормиться и отдохнуть. В пути их слишком донимали комары: серой копошащейся массой они сплошь покрывали все незащищенные места. На остановках приходилось раскладывать многочисленные дымокуры. Особенно страдали наши «материковские» лошади. Якутские гораздо спокойнее относятся к этому привычному неизбежному злу.

Последние дни пути стояла ненастная, дождливая погода, и мы все время останавливались на ночлег мокрые и иззябшие. Радовало только, что корм для лошадей был очень хороший и что ни одна из них не вышла из строя. В этом — была и заслуга нашего промывальщика Кулеша. Он до самозабвения любит лошадей, из-за которых и попал в лагерь. Кулеш — еще совсем молодой парень, лет двадцати восьми – тридцати, родом из Владикавказа. Там с группой сотоварищей он промышлял кражей колхозных коней, которых они перекрашивали, по-иному обстригали, чтобы их не узнали, и продавали горцам. За эти «художества» Кулеш получил десять лет исправительно-трудовых лагерей. До окончания срока ему остается около полутора лет, и его, как краткосрочника и добросовестного работника, отпустили в полевую партию.