На землях рассвета - [51]

Найко начал сомневаться, что проснулся: несмотря на явный грохот катастрофы коридоры были совершенно пусты. Он бродил по едва освещенным пустым комнатам словно призрак, наконец спустился вниз — и с удивлением заметил, что задний вход открыт. Снаружи струился чистый свет утра и юноша бездумно пошел к нему.

Казалось, он вернулся на два дня назад — над темной стеной леса стояла такая же золотая заря, а густая трава была такой же влажной от росы. Шлак на парковых дорожках колол босые ноги юноши, но ему это нравилось, — как и холодный, влажный воздух, мягко обтекавший его почти нагое тело. Вокруг не было ни единой живой души — похоже, что все остальные еще крепко спали.

Он побрел вокруг здания, чувствуя, как его начинает охватывать страх. Заря прямо на глазах обретала странный йодистый оттенок — и еще она, похоже, гасла, расплываясь в пятнах призрачных облаков, словно сотканных из темного, прозрачного тумана.

Найко яростно помотал головой. Ему это, конечно, показалось. Наверное, все дело в том, что тут слишком уж тихо… Бродить в одиночестве, конечно, замечательно, — только где же охрана? В Гитограде всегда хватало людей, готовых убить ойрат — а если на то пошло, и манне тоже. Проекционные матрицы по-прежнему струили свой призрачный темно-голубой свет, — но Найко научился не доверять машинам. Их было слишком легко обмануть.

Наконец, он подошел к задним воротам двора. Они были заперты, но в каждой из массивных створок зияла смотровая щель. Приоткрыв левую, он увидел дорогу, очень светлую на фоне черноты леса. Там вдруг что-то мелькнуло — тоже черное, круглое, небольшое, с пятью гибкими не то ногами, не то щупальцами длиннее человеческого роста — но так быстро и бесшумно, что он не поверил своим глазам и всматривался все пристальней, пока по его голой спине не побежали мурашки — на нее тоже кто-то смотрел.

Ощущение было очень неприятным. Чувствуя, как замирает сердце, юноша обернулся. Он боялся этого, но дальше пялиться в щель было бы уже просто глупо.

Шагах в десяти за ним стоял Охэйо — в черно-сером полосатом халате и босой. Должно быть, он подошел по траве — и замер, опустив глаза, с очень задумчивым видом — или, быть может, смущенный. Найко стало неловко и он сказал первое, что пришло в голову:

— Ты тоже не знаешь, чего боишься?

Охэйо вскинул голову, удивленно взглянув на него, — должно быть, лишь сейчас проснувшись окончательно. Его глаза широко распахнулись.

— Я? — он вдруг улыбнулся. — Нет. Я знаю. И расскажу тебе. Пошли.

— Куда?

Аннит молча развернулся и пошел к пруду. Его босые ноги беззвучно мелькали, сбивая серебристую росу. Найко оставалось лишь последовать за ним.

Они поднялись на вал, нависавший над крутым обрывом берега. Кроны растущих внизу деревьев смыкались высоко над их головами и при желании сюда вполне можно было залезть — если бы не мерцавшее, как синеватый туман, силовое поле. Чуть дальше начинались дремучие заросли крапивы и топкая береговая грязь. Из нее торчали наполовину утонувшие остовы черных, развалившихся избушек. Найко помнил их еще по своему первому визиту — с тех пор они почти не изменились. Он представления не имел, кто здесь жил — и когда.

Охэйо замер, любуясь сиянием рассвета, пробивавшимся сквозь густую листву. Он был очень красив в этот миг — и юноша удивленно помотал головой. Этим утром с ним, определенно, творилось что-то странное: давно знакомые люди вдруг стали поразительно прекрасными — и в то же время чужими, бесконечно далекими, словно он видел их в первый в жизни раз. Томление, вновь охватившее его, стало вдруг таким сильным, что перешло в тянущий, беспричинный страх, мучительно и сладко сжимавший сердце. Во всем этом — и в том, что он ощущал, и даже в том, что видел — было что-то неправильное. Его глаза словно соскальзывали с пустоты над озером, не желая смотреть прямо — пока юноша, уже разозлившись, не заставил их сделать это. Он увидел…

Потом, как-то вдруг, все исчезло и Найко какое-то время не было — то есть, совершенно. Очнулся он, лежа на земле, очень легкий, почти не чувствуя своего тела. Вокруг было на удивление темно, но на землю от озера падал странный, неестественный свет. Удивленный юноша поднялся, не вполне понимая, однако, делает ли это наяву.

Источник света висел низко над водой — красноватый овал, большой, как футбольное поле, окутанный текучим радужным мерцанием. За тяжелыми древесными кронами Найко не видел его верхней части.

Защищавшее Малау силовое поле тоже текло всеми цветами радуги и мерцало, как северное сияние. Найко хотел было подойти к нему, но не смог: он был до смерти перепуган абсолютно ирреальным характером этого света и его страх тоже был каким-то ирреальным, мистическим — словно он видел нечто, запретное для людей.

Найко не знал, сколько это длилось: он провалился в полное безвременье. Потом, откуда-то с шоссе, сквозь мерцание поля, ударили бело-рыжие вспышки: словно колоссальная игла вдавливала радужный мерцающий пузырь, раз за разом втыкаясь в выпуклый бок овала, втягивая и поглощая окружавший его свет — и ее невидимое из-за адской остроты острие мгновенно взрывалось больно бившим по глазам ослепительным светом и тучами белых сияющих искр, осыпавшихся в озеро.