На земле сингалов и тамилов - [4]

ПЧЕЛЫ

В Синадхае никто ничего толком не знал о пчелах, да и не пытался узнать. Люди думали, что они каким-то образом связаны с овощными культурами, поэтому их присутствие на участке, где обычно сажали баклажаны или тыквы, на вьющихся растениях, которые добирались до крыш домов, и даже в живой изгороди из вечно цветущих кустов принималось как само собой разумеющееся и даже поощрялось. Пчелы были как бы частью деревенской жизни, подобно сельским песням или устным преданиям.

Когда в период роения пчелы, словно гроздья, грудились на ветвях деревьев и лишь жужжанием напоминали о себе, каждый ребенок знал, что нельзя бросать в них камнями, хотя, конечно, сделать это им очень хотелось. Да и взрослые жители деревни держались от такого дерева подальше, хорошо понимая, что пчелы скоро покинут это место и вернутся в свои пристанища.

Случалось, что какого-то ребенка жалила пчела. Конечно, тут начинались слезы и жалобы. Но взрослые лишь журили малыша за неосторожность и советовали приложить к больному месту лук. Иногда Сирисоме, тому, который незаконно готовил тодди[4], приходилось вынимать из поставленного еще с утра горшка одну или две попавшие туда пчелы. И только один житель деревни знал секрет, как проникнуть в пчелиную обитель. Это был Виламу.

Он держал этот секрет в тайне ото всех. И когда совершал набеги на гнездовья диких пчел, с собой никого не брал. Однако его семья хорошо знала, что он обязательно вернется с добычей — бидоном, доверху набитым коричневатыми присыпанными пыльцой сотами, полными меда. Женщины выбирали мед из сот и разливали его по бутылкам, чтобы давать ребенку при приеме горьких пилюль или если кто-то пожелает приготовить на меду домашний джем. Иногда при растяжении сухожилий больное место мазали медом, смешанным с топленым маслом.

Все знали, что у клерка мудальяра[5] был большой запас меда, который он продавал по баснословным ценам. Но люди опасались, что он не натуральный, а с добавлениями, поэтому покупали его неохотно. Я хорошо помню, как наш почтальон, прихрамывая, подошел к нам и пожаловался, что был вынужден пойти к этому клерку, не брезгующему таким бизнесом. По его мнению, клерк получает этот мед из Ванни.

— Как же можно ожидать, что мед будет хорошего качества, — говорил он всем, — если он не из ваших ульев!

Отец посочувствовал ему и предложил наш мед. Попробовав его, почтальон согласился с ним.

Действительно, мед был отменный, ведь мать сама доставала его из ульев. Она одна в деревне знала о пчелах все, что необходимо пчеловоду.

В те далекие дни в деревни еще не наведывались служащие департамента сельского хозяйства, которые могли бы дать квалифицированный совет по этому вопросу. Но мать не только владела терминологией по пчеловодству, но и знала, где достать нужную брошюру и как лучше сбить улей. Ей было известно все о местах обитания пчел, их размножении и лучших способах откачивания меда.

МЫ И НАШИ СОСЕДИ

Я часто любил наблюдать за тем, как мать готовила еду. Что касалось кухонной утвари, все у нее было верхом достижений. Одна двойная ступа чего стоила. О ней еще расскажу подробнее. Даже в наше время любая хозяйка почувствует себя беспомощной, не окажись под рукой ступки и пестика. Они необходимы сингальской хозяйке так же, как жернов и щипцы для колки кокосовых орехов, ядра которых используются для приготовления приправ. Впрочем, на юге следует иметь не одну, а по крайней мере две ступы: высокую, в которой обычно толкут рис, пока не получат муку, и мелкую — для других продуктов. Во многих домах кроме крупного жернова есть еще небольшой. Этот второй жернов должен быть чистым и не иметь никаких посторонних запахов. Для чего же он нужен? Хотя бы для того, чтобы смолоть кофе. Кому же понравится пить в постели напиток, у которого привкус гвоздики?

У нас в доме было четыре больших ступы. В той, которая была выше меня ростом, женщины толкли рис. Обычно две женщины с пестиками в руках стучали попеременно. Они стояли лицом к лицу и во время ударов наклонялись друг к другу. Слышались ритмичные удары, звучащие «дег-дог, дег-дог», а иногда как «дик-док, дик-док». Что касается двойной ступы, то мать одной ее частью толкла гвоздику, а другой — остальные продукты и приправы, кроме риса. Эта ступа, на вид довольно странная, была подарком друга отца, являя собой свидетельство изобретательности его ума, позволившего создать сей аналог раздвоенного ствола хлебного дерева, напоминающего собой две большие поднятые вверх руки. На столе стояло много металлических кастрюль. Они не были громоздкими, и там оставалось место и для меня. Сидя на столе, я чувствовал себя наверху блаженства и с удовольствием мотал ногами, в то время как мать готовила пищу и рассказывала сказки и разные истории.

К сожалению, в детстве мне так и не удалось познакомиться с героями сказок братьев Гримм и басен Эзопа, зато в пересказе матери я услышал адаптированные и препарированные ею, согласно моему возрасту и вкусу, классические произведения индийского эпоса. Она часто рассказывала о событиях из жизни или о людях, которых я видел на фотографиях. Эти рассказы я любил больше всего. Они нравились мне душевным тоном повествования. Мать говорила спокойным ровным голосом на безупречном, хотя и старомодном английском языке. Иногда я ловил ее на том, что она в уже знакомую мне сказку привносила новые, только что присочиненные ею детали. Интонацией, а то и просто поднятием бровей она придавала сюжету дополнительные штрихи. Все это усиливало драматизм повествования и оказывало на меня огромное впечатление.