На земле сингалов и тамилов - [27]

К южанам чувство стыда приходит раньше, чем к северянам. Поэтому-то и появляется на них этот кусочек ткани, как-то прикрывающий их наготу.

Но вот слышится зов с другого берега: это буйволиная повозка ожидает переправы. Агурис приготовился было съесть свой завтрак, но, завидев школьников, отложил трапезу и принялся наблюдать за ними. Тем временем ребята, толкая друг друга и громко щебеча, проворно забрались в лодку. Собралась еще небольшая группа людей из близлежащих хижин: несколько женщин с маниокой, а также бхикху[32] и дхоби с узлами белья на плечах.

Наконец Сима оттолкнулся от берега. Дети радостными криками приветствовали старт. Вскоре лодка была уже на середине реки. Минут через пятнадцать, рассекая волны носом, она пристала к другому берегу. Пассажиры, покинув лодку, отправились каждый своим путем, а дети стали помогать перевозчику погрузить буйволиную повозку на лодку-паром; они подложили камни под колеса и ослабили вожжи. В повозку был впряжен хорошо ухоженный, разряженный, с бронзовыми колпачками на укороченных рогах и колокольчиком на шее буйвол — красивое и сильное животное.

Пересекая теперь реку против течения (это требует, естественно, умелого управления и использования весел), Агурис сначала правил по диагонали немного вверх по течению, а затем позволил лодке чуть-чуть подрейфовать, чтобы причалить поближе к дому. Сима, зайдя по пояс в воду, схватил цепь лодки и привязал ее к кольцу на причале. В работе парома вновь наступил перерыв.

Иногда, когда в горной части страны задерживаются дожди, необходимость в пароме отпадает: люди переходят Нилгангу вброд чуть выше по течению, там, где песок, поблескивающий слюдой, создает отмели. Даже маленький дождичек совсем меняет этот пейзаж из песка и воды, образующих крошечные лагуны. Когда мы были детьми, часто снимали одежду й с шумом бросались в воду, чтобы пуститься в новый путь через реку. Наша маленькая дамба из песка стояла до наступления сезона дождей — до тех пор, пока вода в реке не становилась красной от глины и бродом уже нельзя было пользоваться. И тогда мы все снова возвращались на старое место — к переправе.

ПРЕДЧУВСТВИЯ

Кто-кто, а Агурис знал каждый дюйм судоходных участков Нилганги. Он был совсем неграмотным, но женился на женщине, которая получила образование в Амбаватхе. Агурис — хороший муж, благочестивый буддист и великолепный перевозчик.

Он человек долга и честный; каждый вечер шел он к нотариусу и отчитывался о заработке: десять центов — за повозку, пять — за мешок риса или орехов арековой пальмы и один — за пассажира. Детей, конечно, перевозил бесплатно, хотя они и составляли, немалый контингент на переправе.

В полнолуние людей бывало все же больше, чем обычно: на женщинах, возвращавшихся из храма, надеты белые одеяния, у девочек в волосах — голубые и розовые цветы лотоса. Были тут и юноши, не склонные смешивать удовольствие с бизнесом.

Кроме лодки-парома в ведении Агуриса находились еще две лодки. В одной из них помещались три-четыре пассажира, и она курсировала без помощи Агуриса. На лодке имелось весло и скорлупа кокосового ореха, чтобы вычерпывать воду, которая собиралась на дне.

У нас было немало различных плавучих средств, о которых я еще не упоминал. Одно из них — ангула, настоящий плот, составленный из двух лодок, скрепленных планкой с плодами хлебного дерева в качестве противовеса. У нее не было крыши, хотя, несомненно, сооружался навес, если намечалось длительное путешествие. Однако этого практически никогда не требовалось. Парува — идеальное средство передвижения для прогулок, которые обычно предпринимали всей семьей: либо вниз по реке, либо вверх.

Жена Агуриса, хотя и смирилась с участью быть супругой скромного перевозчика, тем не менее всегда претендовала на то, что у нее шестое чувство, которое предупреждало ее о надвигающейся беде или неприятностях по дому. Взять хотя бы случай с мужем.

— Однажды муж вел паруву по реке, усиленно работая веслами и мечтая о том времени, когда приобретет собственную лодку, — часто рассказывала Даяватхи. — Вот тогда-то и случилось непредвиденное: пытаясь провести через пороги лодку, он поранил руку. И никакие мази и компрессы не помогали. Посмотрите, она и сейчас висит словно подбитое воронье крыло. Теперь уже нечего мечтать о своем доме, покрытом красной черепицей, и о хорошей школе для детей. В тот день, когда произошло несчастье, я уже знала, что что-то случится, и когда принесли мужа, испускающего громкие крики и стоны, я не удивилась. Вот и сейчас, — продолжала Даяватхи, — я отказываюсь от батата, ананасов и даже горячей пищи, так как чувствую, что не избежать несчастья, горе все равно не минует меня. Когда я сказала об этом мужу, он отправился на поклонение в Катарагаму[33] и там дал обет. Но я знаю, ничего уже не поможет — ребенок не проживет и неделю.

Дело в том, что недавно, перед родами, ее сын Сима уронил на пол изображение грозной индуистской богини Кали и осколки разлетелись по полу. Разве не ясно, что это значит?

— Теперь надо ждать нового горя, — говорила она. — Я чувствую это всем своим нутром и даже наблюдаю симптомы. На днях здесь был какой-то чужестранец, одетый в брюки, а на ногах у него были ботинки. Он курил сигареты и разговаривал по-английски. С ним были еще люди. За день они четыре раза переправлялись через реку. Это неспроста! Затем они тут прогуливались и постоянно указывали руками в направлении базара и гостиницы. Мне не нравится это! Не нравится — и все!