На земле штиптаров - [26]

Я рассказал обо всем, что произошло, а потом штиптар спросил меня:

— А разве ты не слышал, когда эти четверо хотят отправиться в путь?

— При мне один из них сказал, что они уедут в полдень.

— Это и мы знаем, да сдается нам, что они все же не приедут.

— Почему нет?

— Потому что боятся.

— О, не похоже, чтобы эти чужаки кого-нибудь боялись! И перед кем же они должны перетрусить?

— Перед штиптарами.

— Не верю я в это. Даже я их не боюсь, а их ведь четверо! Вы бы только поглядели на оружие, что у одного из них.

— Слышал я о нем. Да вот говорили, что штиптары хотят его подкараулить.

— Не ведаю ничего об этом, зато слышал о двух разбойниках.

— Ах вот как! И что же?

— Старый Мубарек нанял двух разбойников. В дороге они должны убить этих четырех чужаков.

— Откуда об этом стало известно?

— Из одного разговора, который подслушали.

— О дьявол! Какая неосторожность! Имена разбойников известны?

— Нет. Я думаю, их не знают.

— А что говорят эти чужаки?

— Они смеются.

— Аллах! Аллах! Они смеются? — вспыльчиво бросил он. — Они смеются над теми, кто собирается на них напасть?

— Да, над кем же еще?

— Думается, если речь и впрямь идет о штиптарах, смех этот скоро у них пройдет.

— Не верю я в это.

— Как? Ты в это не веришь? Ты думаешь, что штиптары — дети малые?

— Пусть они сильны, но этим четырем чужакам они ничего не сделают, ведь их не берет пуля.

— Не берет пуля? Проклятье! Я в эти глупые сказки не верю. Чтобы человека не брала пуля! Сам-то ты это хорошо видел?

— Очень хорошо. Я стоял рядом с ними.

— Пули не попадали в них? А кто-то даже хватал их на лету?

— Рукой. А потом, когда снова стреляли теми же пулями, они пробивали доску насквозь.

— Трудно в это поверить!

— Там было человек пятьсот, а то и больше. Они видели все это и даже держали пули в руках.

— Тогда остается в это уверовать. Если бы я тоже научился такому фокусу, то до скончания дней питался бы одним Кораном.

— Дело не только в этом. По моему разумению, есть тут еще какие-то тайны.

— Не сомневаюсь. Я бы многое дал, чтобы выведать эти тайны.

— Никто их не раскроет.

— Гм! Может, и раскроет.

— Я в это не верю.

— А я, пожалуй, знаю двух человек, которые все это могли бы выведать.

— Кто же они?

— Разбойники, которые их караулят.

— О, эти-то меньше всего могут знать!

— Ничего-то ты в этом не смыслишь, хоть ты и шериф. Полагаю, что штиптары сохранят одному из чужаков жизнь, если только он откроет им свой секрет.

— Ты забываешь о главном, — хладнокровно сказал я.

— О чем? — поспешно спросил он.

— Что эти люди не боятся штиптаров. Их же не берет пуля. Вы сами только что с этим согласились.

— Нам пришлось согласиться, раз мы слышали это из надежных уст. Но только я спрошу тебя: а против ножа или топора они тоже неуязвимы?

— Гм! Этого я не знаю.

— Значит, нет. Иначе бы они и этим прославились. Стало быть, их можно прикончить. Или ты думаешь, что мы, будь мы эти штиптары, побоялись бы сразиться с чужаком, который гарцует на арабском скакуне?

— В подобных схватках я не разбираюсь.

— Нет, они вовсе не так уверены в себе. А все же я убежден, что с ними ничего не случится, ведь мы готовы прийти им на помощь.

— Вы и впрямь хотите помочь им? — спокойно спросил я.

— А почему ты в этом сомневаешься? Мы выехали навстречу им из Радовиша; мы хотим их встретить. Мы приготовили им сюрприз: они будут жить у нас. Мы будем радушными хозяевами. Нам жаль тех, кто собирается причинить им зло!

— Гм! Пожалуй, мне в это верится. А если на них нападут до того, как они приедут сюда?

— О нет, там нет ни одного подходящего места.

— Ты точно это знаешь? — спросил я, стараясь сохранить простодушие на лице.

— Да, ведь я же был солдатом. Дальше вверх, в сторону Радовиша, есть одно подходящее место — там, где дорога идет через лес. По обе стороны ее высятся громадные скалы, а лес так густо растет, что нельзя убежать ни влево, ни вправо. Если там на них нападут, им не спастись — они погибли.

Он многозначительно глянул вниз. В наступившей паузе я явственно услышал стон, доносившийся из дома. Я уже слышал его раньше, хоть и не так отчетливо. Казалось, плакал ребенок. Что-то тут было не так! Но не отважились бы эти штиптары, думал я, совершив злодеяние, спокойно посиживать здесь.

— А кто там плачет внутри? — спросил я.

— Мы не знаем.

— Это постоялый двор?

— Нет, скромная ночлежка.

— А где хозяин?

— В комнате.

— Пойду-ка я посмотрю, — сказал я и, встав, направился к двери.

— Стой! Куда? — спросил один из них.

— В дом, к хозяину.

— Подойди к ставню!

Я тотчас догадался, что они хотели помешать мне поговорить с хозяином наедине. Ведь он знал этих людей, и они боялись, что он их выдаст. Прихрамывая, я подошел к открытому ставню и заглянул внутрь. Плач все еще слышался.

— Хозяин! — крикнул я.

— Я здесь, — ответил мужской голос.

— Кто там у вас плачет?

— Дочь.

— Почему?

— У нее болят зубы.

— Сколько ей лет?

— Двенадцать.

— Ты был у бербера или хакима?

— Нет, я слишком беден.

— Так я могу помочь. Я войду в дом.

Оба аладжи внимали каждому слову. Когда я снова направился к двери, они поднялись со своих мест и последовали за мной.

Комната выглядела очень бедно даже по тамошним понятиям. Здесь не было никого, кроме хозяина и пациентки, сидевшей на корточках в углу и плакавшей.