На заре и ясным днем - [57]

…Ровно в 15.30, как было условлено, секретарь Г. Ф. Сизова, невысокая женщина с открытым добрым лицом, пригласила меня в кабинет.

Навстречу мне легко поднялся среднего роста, плотно сбитый человек в светлой рубашке и нарядном галстуке. Лицо его показалось незагорелым и чуть раскрасневшимся от жары: на улице 29 градусов тепла как-никак. Брови русы и голубые глаза выделялись острым вниманием и доброжелательностью.

Уже в начале беседы выяснилось, что историю совхоза «Большевик» Геннадий Федорович знал и знал неплохо. И особенно его самые трудные послевоенные годы.

— Принял я курганский трест совхозов в марте сорок восьмого…

Геннадий Федорович встал, прошелся по кабинету, задумчиво посмотрел в окно на Новую площадь, на беспрерывный поток машин.

— Трудное было время…

Во многом нас выручила тогда агросистема Мальцева. Терентий Семенович — наш земляк, курганец, и он прекрасно знал эту землю, ее характер. Правда, любовь тут была взаимной: Мальцева тогда, я имею в виду конец сороковых годов, самое начало пятидесятых, знали мало. Опыты его были еще несколько кустарные, замыкались небольшим полем у себя в Шадринском районе. Мы сделали его агроучение достоянием всей области, всей нашей сибирской зоны.

Приживалась его наука неходко, со скрипом. Многие специалисты, руководители, да и ученые с легкой руки окрестили его учение так: «Метод безотвальной вспашки Мальцева». А ведь чепуха это! Это значит, выхолостить из мальцевского учения самое главное — комплекс всей системы. Суть в том, что учение Мальцева, как мы его усвоили, — это не просто наука о безотвальной глубокой вспашке. Это основанная на многолетнем опыте и проверенная жизнью, землей сибирской научная система хозяйствования на этой земле, получения высоких устойчивых урожаев в условиях зоны так называемого рискованного земледелия. Что она в себя включает, эта система?

Безотвальная вспашка. Раз. Норма высева зерна на гектар. Два. Мы же, к примеру, до Терентия Семеновича высевали на гектар по полтора центнера, а чаще всего и того меньше. А Мальцев — по два, два с половиной центнера. И при этом мы всегда теряли в урожае, как там ни паши.

Третье — сроки сева. Это очень важный фактор для нашей зоны. А вот который из них главней, сказать затрудняюсь. Да их и нельзя порознь рассматривать.

Вот этот-то фактор: сроки сева — как раз и не брался во внимание в те первые послевоенные годы.

Сроки эти самые, как правило, устанавливались сверху и спускались к нам, вниз. А вместе с указаниями направлялись уполномоченные, следить, чтобы они безукоснительно выполнялись. И обычно эти уполномоченные старались сев провести пораньше, чтобы скорее отчитаться. А особо ретивые, так еще и раньше указанных сроков старались отсеяться, досрочно, значит. В те годы даже присказка ходила такая про этих уполномоченных: «Куда едешь?» — «На сев». — «Сеять, значит?» — «Нет, жать!»

И получалось, что жали-то в конечном счете на землю. А земля насилия не терпит. Она мстит за него хлеборобам.

Что такое, к примеру, посеять рано у нас, в Курганской зоне?

Допустим, отсеялись мы где-то до 10 мая. Сообщили об этом «радостном» событии в центр. Разъехались по домам довольные уполномоченные. Вскоре посевы взошли и к началу июня уже куститься готовы. А начало и первая половина июня у нас обычно попадают под засуху. Задуют суховеи и прихватят, опалят посевы. Потому-то Терентий Семенович, например, никогда раньше 10 мая в поле не выезжает с сеялкой, а все где-нибудь поближе к середине мая. Отсеется, скажем, до 20 мая. Наступил июнь, пора засухи, и семена спокойно перенесут ее, укрытые в земле.

И этот третий фактор из системы Мальцева мы и взяли также на вооружение. Пришлось, конечно, повоевать, попартизанить. Вот так и получилось: был «доставало», потом стал «партизан», — улыбается Геннадий Федорович.

— Правда, сверху на нас особо уже не нажимали. Но была другая опасность — инерция, привычка, наконец, нетерпение самого хлебороба поскорее закончить весеннюю страду в совхозе и за свой огород приняться.

Но мы терпеливо ждали своего часа. И вот числа этак 14–15 мая (команды сеять мы еще пока не давали) сажусь я в «газик» и еду в степь. Еду и приглядываюсь внимательно. Смотрю, у соседей, у североказахстанцев, уже посевы прикатаны. А наши тракторы и сеялки еще на приколе. И вот представляете — тишина стоит в степи… Только слышно, как жаворонки заливаются. Земля на ощупь теплая, прогрелась, зерно готова принять. И погода как по заявке, самое время начинать.

Но знаю: надо, надо еще денек-другой продержаться.

Встречают специалисты, и те из них особенно, которые помоложе, мнут землю в ладонях и глазами спрашивают: «Может, пора? Может, начнем, а?» Уж очень велик был соблазн отсеяться раньше, свалить наконец со спины эту тяжелую ношу и расправить плечи.

Нет, говорю, не пора. Годить, годить еще малость надо…

И снова едем дальше. И чем дальше, тем больше боюсь: не выдержат у кого-нибудь нервы, сдадут. А ведь это дело такое — стоит только одному сорваться, все пойдут.

Поздно ночью возвращаемся в Курган. На другой день, уже ближе к вечеру, объявляю перекличку по радио. Во всех хозяйствах, райкомах, райисполкомах включается радиотехника. Вначале шумы разные, помехи идут из эфира, потом наступает тишина. И слышно (а может, это только мне кажется), как настороженно дышат там, у микрофонов, люди в ожидании сигнала.