На задворках "России" - [8]
— Мы только что печатали статьи, посвященные красно-коричневой угрозе, — возразил Василевский, отрешенно глядя в пространство.
— Об этом и речь. Журнал пытается перед кем-то выслужиться и бесконечно отстает в своей "теории" от реальности. Выслуживаться — не дело независимого "Нового мира". И потом, ваш так называемый либерализм... Вы знаете, я никогда не состоял в КПСС и всю сознательную жизнь отчаянно с ней враждовал. Но свобода без коммунистов, например, — это уже не свобода. Об этом догадываются даже ярые антикоммунисты в благополучных странах. У нас же антикоммунизм может восторжествовать только в результате самого страшного террора, если уничтожить девять десятых населения. Вы к этому призываете? Вы не боитесь остаться без читателей, которые сегодня в результате действий "реформаторов" стремительно левеют?
— Здесь все — правые! — отреагировал Василевский сквозь зубы.
— Я не правый. Сергей Павлович не правый. Во всяком случае, не состоим ни в каких правых партиях. И не посещаем церковь. Если бы под статьей стояла чья-то подпись — ваша, к примеру, или Ирины Бенционовны, — тогда дело другое. Но вы берете на себя смелость говорить от всей редакции, от "Нового мира" в целом. Так не годится. Давайте вместе подумаем, как малой кровью смягчить ваши небесспорные формулировки...
— Не трогайте статью, — вдруг зашипел Василевский, выйдя из себя. — Ким тоже начинал с этого. Я вас предупреждаю.
Анатолий Ким еще числился сотрудником редакции, а я уже слышал третью (и скорее всего, не последнюю) версию его изгнания. К такому нужна привычка!
Позже я узнал, что все мной прочитанное авторы и им сочувствующие называли либеральным (а еще просвещенным) консерватизмом. Это должно бьшо звучать как программа "Нового мира" на годы и годы вперед. О том, насколько льстил Василевскому такой "имидж", можно судить по его простодушному высказыванию в "Новом мире" ровно через три года. Сообщив читателям, что Павел Басинекий где-то назвал его, Василевского, "просвещенным консерватором", автор горделиво комментирует: "это приятно". От Роднянской я не раз слышал в разговоре о — ни больше ни меньше — "консервативной революции"! (Правда, Роднянекая делала оговорку об условности этого термина; человек начитанный, она не могла не чувствовать, что консерватизм и революция стоят, вообще-то, на разных полюсах.) Буквально восприняв идеологию пореволюционного сборника "Вехи", новоявленные консерваторы объявили себя продолжателями дела веховцев. Мне уже доводилось писать, что подлинный консерватизм русских мыслителей начала века, пытавшихся уберечь Россию от кровавого разгула и развала, не имел ничего общего с догматическим повторением их постулатов в совершенно иных условиях; окажись веховцы сегодня с нами, они первыми отреклись бы от якобы "консервативных", антинародных и антигуманных теорий своих бездумных приверженцев. Если уж искать в нашем времени реально консервативную программу — ближе всего к ней стояли, думаю, Е. М. Примаков и некоторые члены его правительства, выполнившего в 1998—1999 годах важную охранительную и врачующую работу...
Были ли у Василевского действительно выношенные консервативные (по его самооценке) убеждения? Полагаю, что нет. Мальчик из хорошо обеспеченной семьи, сын писателя-партийца, он в студенческие годы свысока глядел на сверстников, под одеялом читающих выпрошенную на одну ночь бледную ксерокопию солженицынекого "Архипелага" или хоть Набокова. Голодраное "инакомыслие" вызывало у него разве что снисходительную ухмылку. Если и заглядывал в те книжки, то походя и брезгливо. Его ждали совсем иные вершины. Защитная поза всеведения, принятая в ту пору в кругах сытой советской "элиты" (чтобы и в чистеньких ходить, и на крючок не попадаться), маскировала полное незнание жизни. Из таких-то инфантильных и трусоватых "внуков Арбата", уже примерявших на века пошитые отцовские мундиры, и выпе- стовались впоследствии адепты "консерватизма" и "буржуазности": теперь они выглядели дельными и практичными, оплевывали дела отцов бестрепетно, не утруждая свою совесть, но внутри оставались все теми же бесхребетными конформистами. Предложи им завтра иную возможность гарантированной карьеры, иную освященную властью идеологию (откровенный фашизм, допустим, или же снова атеистический коммунизм) — что останется от их "просвещенного консерватизма"?..
Выйдя от меня, Василевский кинулся по кабинетам — "поднимать народ". Я вынужден был сообщить о конфликте Залыгину и передал ему текст с моими карандашными пометками.
Вскоре он позвал меня в кабинет.
— С этой статьей я согласиться не могу. И не только в тех местах, которые вы указали. Не то-олько! Что они такое пишут про перестройку? Мы журнал перестроечный! Мы не можем от этого отрекаться! Какие такие особые надежды у Василевского на частного предпринимателя? Спросите у него, сколько сам он от этого предпринимателя денег в журнал принес? Я тут набрасываю, потом покажу вам... Надо многое менять!
У дверей залыгинского кабинета уже маячила Роднянекая со своим напарником по отделу критики Сергеем Костырко — прибыли на подмогу Василевскому.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Современный авантюрно-философский роман. Главный герой — бедный молодой художник, неожиданно для самого себя приближенный к старому губернатору. Смешные и печальные приключения чудака, возомнившего себя народным заступником. Высокие понятия о чести переплетаются здесь с грязными интригами в борьбе за власть, романтические страсти — с плотскими забавами, серьезные размышления о жизни, искусстве и религии — с колоритным гротеском. За полуфантастическим антуражем угадываются реалии нынешней России.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Автор — полковник, почетный сотрудник госбезопасности, в документальных очерках показывает роль А. Джангильдина, первых чекистов республики И. Т. Эльбе, И. А. Грушина, И. М. Кошелева, председателя ревтрибунала О. Дощанова и других в организации и деятельности Кустанайской ЧК. Используя архивные материалы, а также воспоминания участников, очевидцев описываемых событий, раскрывает ряд ранее не известных широкому читателю операций по борьбе с контрреволюцией, проведенных чекистами Кустаная в годы установления и упрочения Советской власти в этом крае. Адресуется массовому читателю и прежде всего молодежи.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.