На взмахе крыла - [16]
Не берусь утверждать, что компаньоны получали большие доходы от своего дела, но почти весь день в лавке теснился народ, причем многие были отнюдь не покупателями, а русскими или французскими коллегами обоих владельцев. Помню, из французов бывали Мальро, Авлин, Дрие ля Рошель — всех теперь уже не помню. Из русских — «весь Монпарнас» в то время перебывал в «Sous la lampe», причем некоторые из «монпарнасцев» время от времени получали там и кое-какую работу. Разговоры — русские и французские — непременно кончались тем, что, оставив кого-нибудь из коллег стеречь лавку, остальные гурьбой шли в кафе, преимущественно «Бонапарт», самое дешевое и подлинное[9]. Бонапарт в свое время действительно бывал в этом кафе. Вспоминая это время уже после войны, мы со Ставровым шутили, что, наверное, каждый участник выпил в «Бонапарте» за все годы целую бочку черного кофе!
Был у владельцев «Под лампой» и собственный автомобиль для привоза и «экспедиции» товара — старый — трехместный, бывший спортивный, который мы в честь автомобиля Ильфа и Петрова в «Золотом теленке» (Ставров как раз переводил тогда «Золотого теленка» на французский язык) окрестили «Антилопой гну». В свободное от дел время «Антилопа гну», конечно, применялась для всяких «литературных» поездок; Ставров был очень хорошим шофером и совершал на своей «Антилопе» чудеса автомобильного искусства, особенно после монпарнасских кутежей. Однажды «Под лампой» появились и авторы «Золотого теленка»: Ильфа и Петров проездом в Америку на несколько дней остановились в Париже и пришли навестить своего бывшего товарища по одесским литературным собраниям[10]. Само собой разумеется, что в «Под лампой» был склад «Чисел» и других тогдашних «молодых» изданий.
В 1937 году Ставров выпустил второй сборник стихов «Ночью», затем вместе с аргентинцем-переводчиком Леоне[11] перевел на французский язык «Золотого теленка» и «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова для издательства Альбен Мишель и «Петра I-го» Ал. Толстого для издательства «Эн-Эр-Эф»[12].
В год войны, 1939-й, Ставров был избран председателем Объединения русских писателей и поэтов во Франции, должность которую, в силу сложившихся обстоятельств, он нес до конца 1944 года. Во время оккупации, несмотря на то, что немецкими властями официально закрыты были все прежние русские общественные организации, Объединение, так же, как и Союз писателей и журналистов, продолжало свою деятельность негласно, главным образом приходя на помощь остро нуждавшимся своим членам и тем, кто подвергался преследованиям по расовым или же каким-либо другим причинам. В годы оккупации квартира Ставрова была пунктом негласных встреч литераторов, местом, где можно было узнать новости друг о друге, порой (бывали и такие случаи) — переночевать нелегально. Все, кто был в курсе тогдашних дел литераторов, с теплым чувством вспоминают деятельность обоих Ставровых — особенно Марии Ивановны Ставровой — в эти трудные годы.
После освобождения Франции, в 1945 году, Ставров вместе с С. К. Маковским начал издавать литературный журнал «Встречи», просуществовавший, к сожалению, недолго — за недостаточностью средств. Еще во время оккупации Ставров начал писать прозу — рассказы, которые с 45 г. он печатал в «Новом русском слове» и других изданиях, а также поместил во французских журналах ряд своих, им самим переведенных, рассказов, продолжая работу и переводчика, так, например, в первые годы после освобождения Ставров поместил в различных французских изданиях ряд рассказов И. Бунина. В последние годы Ставров напечатал в «Новом русском слове» и других изданиях ряд статей по вопросам искусства и практических отзывов, готовил к печати книгу своих рассказов и принимал — до последних месяцев своей болезни — деятельное участие в литературной жизни русского Парижа.
Русской эмиграции в Америке хорошо известно о тяжелом положении наших писателей и поэтов, проживающих во Франции. Лишенные после войны возможности существовать на свой литературный заработок, в большинстве случаев уже не молодые и больные люди, иногда — инвалиды, многие парижские литераторы постоянно испытывают ряд материальных и моральных трудностей. Нелегко вести борьбу за существование, довольствуясь случайным, скудным литературным заработком, временной работой или единовременной выдачей из Литературного фонда, и так — годы. Ставров тоже прошел через это испытание. Чем серьезнее становилось состояние его здоровья, чем меньше оставалось сил, тем все труднее и труднее оказывалось для него существование — доктора, лекарства, радиоснимки, при все возрастающих ценах. Ни для кого не секрет, что постоянные просьбы парижских «объединений» и всякие «частные случаи» давно уже утомили своими «требованиями» и общества, и частных благотворителей. Ни для кого не секрет тоже, что вся эта помощь, сравнительно с нуждой, недостаточна. А когда человек очень болен, положение его становится поистине трагическим, и нужно иметь большое личное мужество и сдержанность, чтобы терпеть молча. Ставров имел это мужество, дотерпел до конца.
«Новое русское слово», Нью-Йорк, 17.02. 1955.
