На взлетной полосе - [28]

Спустя двадцать минут Черезов был дома. Можно было, конечно, остаться, но не выдержал. Едва снял пальто, как позвали его к телефону. Звонил Сахаров.

— Ты знаешь, досада какая. Не хватило всего одного голоса, этому Колосову. А славный парень, жалко даже.

Черезов выдавил из себя несколько вежливых фраз, потом повесил трубку. В кабинет свой прошел. Не включая света, в кресло сел, к столу.

Из окна падал мягкий свет уличных фонарей, снег на деревьях рассеивал его, наполняя комнату слабым сиянием. В полутьме поблескивали темные полки книг, они стояли плотными рядами, корешок к корешку.

Он посмотрел в окно. Белели крыши домов, по улицам еще шли люди. Над заводами в западной части города небо розовело, то вспыхивая, то погасая. А на крутом правом берегу уходили вверх красные огоньки телевизионной башни. Черезов долго вглядывался в ее почти невидимые очертания. Когда-то очень давно он тоже мечтал построить свою башню. Первым шагом к ней была его дипломная работа. Легкая ажурная конструкция уходила высоко вверх, теряясь в облаках… Сколько спорили они тогда, обсуждая ее… Две тетради с расчетами до сих пор лежали в старых бумагах. Только все так и осталось в мечтах. Подвернулось новое направление, перспективное, только делай, не зевай, и тот же Герка Зимин — у него нюх был на эти новые направления — отговорил его: «Тебе что, на земле места мало, к облакам потянуло? Проснись, Коля, времечко какое! — вспомнил Черезов его слова. — Эйфелеву башню не переплюнуть, на меньшее силы растрачивать жалко». Он рассмеялся, по спине похлопал тогда.

Так Черезов без своей башни остался. Он и не вспоминал о ней никогда. Лишь однажды увидел в журнале строгий росчерк останкинской, сердце защемило. Чем-то напоминала она ту, давнишнюю…

После все воспоминания ему слабостью казались.

На следующий день он приехал в лабораторию пораньше и вызвал своего сотрудника Евдокимова. Умел Евдокимов с полуслова понимать, хмурый увалень такой с широким лицом, но в трудные моменты только на него и можно было положиться.

Он и на этот раз все сразу уловил. Посмотрел лишь на шефа удивленно, спросил с порога:

— Значит, на завод мне не ехать?

— Да, да, можно на завтра перенести.

Когда-то он любил ездить на заводы сам. Забирался подальше, в старые, от демидовских времен, районы, по цехам ходил, цепко схватывал все, что сделать можно, чем производству помочь. Время боевое было, да и сам Черезов мало походил на теперешнего. Лаборатория только что организовалась, и пересчитывали они кровли старых цехов, новые проектировали, в какие-то немыслимо короткие сроки, и выходило все здорово. Заводы, словно отдышавшись после войны, круто мощь набирали, вместе с ними росли и сотрудники лаборатории.

В последние пять лет Черезов уже никуда не ездил. Только на конференции, и то, если доклад его включали в программу. Но это становилось все реже. Всеми связями с производством руководил у него Евдокимов, неторопливый, исполнительный, и Черезов был доволен им. Правда, страшновато иногда становилось от евдокимовской исполнительности, казалось, прикажи человека убить — он и это сделает, ни о чем не спросит.

После обеда Колосов пришел в лабораторию. Секретарша предупреждена была, провела сразу к Черезову.

— Инициатива этой встречи принадлежит мне, поэтому, прошу вас, выслушайте до конца. Вы человек новый, в нашей обстановке полностью не разобрались. Я хочу вам помочь. Вы догадываетесь, из-за чего вчера все кончилось так?

— Да, да, конечно, — поспешно сказал Колосов. — Я больше всего в четвертой главе сомневался, переделать хотел, но руководитель против был. Выводы расплывчатые получились. Так что все закономерно.

— А кто ваш руководитель?

Колосов назвал незнакомую фамилию.

— Откуда он?

— Из заводской лаборатории. Я там раньше работал.

Черезов отложил в сторону карандаш, который вертел в пальцах, кашлянул со значительностью.

— Мне очень понравилась ваша работа. Я хочу помочь быстрее организовать повторную защиту.

— Нет, спасибо. Мне на доработку месяцев пять надо. После все перепечатать… Мы сейчас новые данные получили, сами не поверили, чудо просто. Я хочу их в четвертую главу ввести.

Черезов вздохнул. Разговор сворачивал совсем не в ту сторону, он пожалел, что начал его. Чувство собственной вины прошло, едва Черезов услышал Колосова. «Святая простота», — со злостью подумал он, но было в ней что-то притягательное.

— Если в чем-нибудь остановка будет — приходите.

— Спасибо. Я не один, у меня еще четыре человека. Отличные ребята.

Черезов встал.

— Рад был познакомиться поближе.

— Я тоже вам очень благодарен, — пробормотал Колосов, пятясь.

Черезов снова пришел в свое обычное состояние, возле двери остановился, сказал, чуть поигрывая голосом:

— Хорошо, что вы не упали духом. Диссертация — это ведь не самоцель, просто один из этапов научной работы. Желаю удач.

Колосов пожал протянутую руку, вышел.

Черезов постоял в задумчивости, рассеянно поглаживая подбородок. Потом вернулся за свой стол, вызвал секретаршу.

— Ольга Федоровна, давайте, кто там ко мне.

Колосов защитил свою диссертацию через год в одном московском институте. А Черезов так и не узнал, для чего понадобилось Спирину проваливать первую защиту.