На высоте поцелуя - [4]

Право на ветер

Известно, что когда астрономы подглядывают за звездами в свои телескопы, губы у них вытягиваются в трубочку. У биологов с микроскопами та же беда.

Я по утрам хожу на крышу – слушать, откуда ветер дует. Там и думаю заодно. А тут на другом краю обнаружил девушку с открытым ртом. Подошел поговорить о праве на ветер:

– Ты чего тут делаешь?

– Солнце собираю губами.

– Зачем тебе его столько?

– Поцелуи без света слепы.

– Свет им зачем?

– А как любовь разглядеть?

У меня с любовью туго. Вернулся на свой край. Постоял в ожидании ветра, рот сам открылся. Вы когда-нибудь стояли на краю крыши с открытым ртом? Все бы ничего, да солнце за тучу зашло.

Конфуз

Средний возраст трудный. Что ни день, то конфуз.

– Ты куда, старая, так торопишься?

– Целоваться, милок, спешу.

– Чем целоваться? У тебя губы высохли давно.

– Глуп ты, раз думаешь, что только губами целуются.

– А чем еще?

– Веки – губы глаз. Ими, почитай, весь мир зацелован…

Ну и как, скажите, после этого не задуматься? Сели со старухой вместе на лавочку и стали мир зацеловывать.

Минус

Всё хорошее от первой, плохое от остальных…

Однажды в класс пришла новенькая. С тех пор живу ее руками. Удивительным продолжением прекрасного, по-восточному тонкого, изящного лица. Когда она входила в класс, начиналось свечение вокруг ее рук, которое переходило в аромат ранней сирени. Я воровал ее варежки, тетрадки, ручки. Вдыхал, ждал чуда. Мечтал в вальсе коснуться ее пальцев, учился танцевать, но всё – с другими. Казалось, дотронусь – и ее руки перестанут пахнуть сиренью.

В армию призвали весной. Утренние кроссы изматывали, но цвела сирень, и я летал, не ощущая дороги.

Прошли годы, и однажды, в самом начале марта, вдруг вновь уловил струение знакомого аромата. Она шла навстречу. Попросил разрешения поцеловать пальцы. Позволила.

Они пахли не сиренью, борщом. С тех пор борщ не ем. Это единственный минус первой любви.

О, Бог мой

Кнопки, крючки, молнии – синтаксис платья, пуговицы – поцелуй.

– Скажите, доктор: если не хватает дыхания… надобность в словах отпала… весной пахнет…

– Всё понятно, пациент.

– Со мной что-то страшное произошло?

– Не знаю, страшное или нет, но произошло.

– А помочь чем-нибудь можно?

– Есть одно средство.

– Какое, доктор?

– Дыхание в дыхание.

– Это что-то новое?

– Это поцелуй.

– С кем?

– Со мной.

– А вы кто?

– Я твоя любимая, дурачок.

– О, Бог мой.

Бывает…

Хотя поцелуи и нарушают закон сохранения энергии, однако ни у кого из физиков рука на них не поднялась.

Срок дали большой. Он было приуныл. Смысл-то за стеной остался. Начальство тюрьмы нарадоваться не могло, – такого парня сломать удалось. А месяц-другой спустя узник взял да и запел, а на щеках его следы от поцелуев проступили.

Камеру тщательно обшмонали, но ничего не нашли. От песен охрана стала сходить с ума, контролеры запили, руководство от зависти зазеленело. А следы от поцелуев с каждым днем становились все ярче и ярче, им уже было тесно на теле узника. Обыски, допросы результата не приносили. Все углы тюрьмы сотрясало от песен. От жара поцелуев краска на стенах потрескалась. Снег во дворах травой зазеленел, на ощип не хватало рук.

Не выдержал начальник тюрьмы, чуть в петлю не залез, оттого что духом свободы по коридорам запахло.

– Открой тайну, и дам тебе волю.

– Я и сам точно не знаю, что за чудо произошло, только догадываюсь. А намекнуть смогу, когда за ворота выйду.

И вышел, и песни с собой забрал, и поцелуи все до единого, а начальнику шепнул, что да как.

Вбежал тот в кабинет, глянул в книгу учета заключенных, задрожал от гнева, понял всё, да поздно. Мысли о поцелуях срока давности не имеют, их не отмыть, не соскоблить…

День и ночь

– Вечером что происходит?

– День Ночь целует.

– А утром?

– Она отвечает Ему.

И так бывает

Наркологи продолжают упорно скрывать, что алкоголизм успешно лечится поцелуями.

Что молодость? Ее у наших не видать. Если бы не губы, я бы и не догадался. Пылали по ночам так, что спасу нет. Зашевелилось во мне из жизни что-то, из той. Я свои две полоски рта стал перед сном из полторашки обихаживать, рукавом пытался в норму их привести. Она, видно, почувствовала что-то. Встретились, сухотой нашивок лиц потерлись, испугались – ведь если вдруг кто почует, до смерти захохочут. Переждали чуток – вроде тихо, храпят так же. Пооблизывались каждый на свой лад и на второе свидание. Сладко-то как, куда сивухе до этого. Всю ночку губами и прогуляли. А как из колодца толпой повалили, нас с ней и не признали. Испугались губ, помолодевших разом. Еле отбились. С тех пор вдвоем бедствуем. И всё нам нипочем. Главное дело, знаем, зачем живем. У нас губы есть!

Щит

Высокие каблуки – трамплин для поцелуя.

В конце 90‑х годов прошлого столетия поклонницы Оскара Уайльда завели традицию целовать надгробие на кладбище Пер-Лашез в Париже. За несколько лет памятник покрылся толстым слоем губной помады. К 111‑летию со дня смерти писателя поклонники обнесли памятник стеклянным ограждением.

Былое без дум

Реже всех целуются стоматологи,

Бог им судья.

В прежние-то времена календарей настенных не было, да и нынче они из моды вышли. Ладно, про «нынче» лучше молчать…

А прежде – обычай замечательный был: пока поцелуй не сорвешь – ночь день не сменит. Парни на улицу за поцелуями, как на охоту, шли. У кого облом случался, тому день в зачет не ставили. Недоростками дразнили, в армию таких не брали. Оно и понятно, в те времена витаминов в аптеках не продавали. Целуйся – и здоровье из тебя не уйдет.