На всю жизнь - [52]

Шрифт
Интервал

Наконец мы приближаемся к площади перед Смольным. Распорядители с широкими красными лентами через плечо принимают колонны, указывают, где занять место.

К нам подходит человек в кожанке — он тут, наверно, самый главный — даже на фуражке у него красная лента — и озабоченно смотрит на нас.

— Товарищи дети! Сейчас выяснится, где вам стоять. Беру с вас обещание пока что не баловаться.

Он так сказал: «пока что». Мы дружно даем обещание. А вокруг на огромной площади, ставшей тесной, до удивления быстро устанавливается порядок. В людской толще возникает длинный и широкий проход. По сторонам его шеренгами выстраивают школьников с флажками, букетами цветов. Вторая шеренга — красноармейцы, краснофлотцы. А за ними — народ Петрограда. Почти все знамена самодельные. Есть и с печатными, есть и с прописными буквами, с неровной строкой; первые знамена революции.

От деревянных разукрашенных арок до самого здания растянулись оркестры. Нестройно пробуют голоса трубы, врываясь в шумное многоголосье. Кажется, что празднично звенит сам воздух.

Площадь кипит, волнуется, ждет, и чаще других слышно короткое, звонкое, одинаково звучащее на всех языках слово «Ленин».

Все знают, что сейчас он там, в Смольном, на торжественном открытии Второго конгресса Коммунистического Интернационала. После открытия делегаты направятся в Таврический дворец, и все нетерпеливо ждут этой минуты.

Небо над площадью вдруг темнеет. Вероятно, только в нашем городе случаются такие скоропостижные происшествия: только что сияла безмятежная голубизна, и вот уже все небесное пространство захватили серые лохматые тучи.

Лишь одно голубое окошечко еще держалось некоторое время; в него сунулся лучик, как робкий проситель, но окошечко закрылось, и на головы упали первые капли дождя. Что ж, если покапает и пройдет, — это даже хорошо. Но если зарядит всерьез и надолго…



И, словно понимая, что такой день бывает раз в жизни и что его нельзя омрачать, тучи убираются с небес так же быстро, как появились. Снова победительно светит большое горячее солнце.

Много было волнующего, незабываемо яркого в тот далекий день, но всем, кто был тогда здесь, почему-то запомнился этот короткий июльский дождь…

Неожиданно, разом заставив всех повернуться, у ступеней Смольного грянули трубы, и музыка, точно пламя, стала перекидываться от оркестра к оркестру. Вначале взгляд ничего не различает в отсветах красных полотнищ, в трепетании солнечных бликов, потом становится видно, как проходят сквозь первую арку люди.

Среди них резко выделяются халаты необычайных расцветок, ослепительно белые чалмы, бурнусы, темные, шафранные, оливковые лица делегатов Африки и Востока.

А Ленин?

Невысокий человек в кепке, в скромном пиджаке, с алым бантом в петлице идет по свободному проходу рядом с бронзовым арабом в развевающейся одежде. Тысячи жадных, восторженных взглядов скрещиваются на нем, летят цветы, листовки, гул приветствий заглушает оркестры.

Невероятно близко, совсем рядом, проходит мимо нас настоящий, живой Ильич. Он щурится, улыбается, иногда как будто замедляет шаг.

Дождем сыплются красные гвоздички. Они были у нас наготове. Одна гвоздичка повисает у Ильича на воротнике. Он бережно снимает ее, несет в руке. А вслед катятся упругие волны медной музыки.

* * *

Хорошо в такой день быть маленьким школьником. Всюду пропускают и дают дорогу, приподымают за локти, ласково проталкивают вперед.

Демонстрация еще только вливается на Марсово поле, а мы уже расположились неподалеку от памятника. Тут же находится сводный оркестр-гигант. По какой-то невидимой команде он приходит в движение. Траурный марш рокочет над площадью Жертв Революции, и единым движением тысячи рук обнажают головы.

Там, за гранитными плитами, Ленин и делегаты конгресса возлагают венки на могилы павших борцов. Оркестр вдруг замолкает, сверкающие трубы точно набирают воздуху. Подымаясь, вырастая, все заполняя вокруг, гремит «Интернационал».

Взгляды прикованы к памятнику. Ждут появления Ленина. Но как не подходит к нему это слово! Он не появляется, а выходит вместе со всеми, затерявшись в толпе делегатов. В руке у него кепка — снял, когда исполняли траурный марш. Он внимательно оглядывает новое Марсово поле, что-то говорит окружающим, потом быстрым, почти мальчишеским движеньем набрасывает кепку на голову, чтобы защититься от косых лучей заходящего солнца…



Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.


Еще от автора Леонид Николаевич Радищев
Крепкая подпись

Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Мученик англичан

В этих романах описывается жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены – притеснения английского коменданта, уход из жизни людей, близких Бонапарту, смерть самого императора. Несчастливой была и судьба его сына – он рос без отца, лишенный любви матери, умер двадцатилетним. Любовь его также закончилась трагически…Рассказывается также о гибели зятя Наполеона – короля Мюрата, о казни маршала Нея, о зловещей красавице маркизе Люперкати, о любви и ненависти, преданности и предательстве…


Георгий Скорина

Исторический роман повествует о первопечатнике и просветителе славянских народов Георгии Скорине, печатавшем книги на славянских языках в начале XVI века.



Старые гусиные перья

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.