На всю жизнь - [29]
— Неразборчиво! — сказал Ленин, поворачивая бумажку. — Может быть, вы пропоете?
— Пропеть?! — озадаченно спросил старшой. — Сказать на откровенность, товарищ Ленин, петь я остерегаюсь. С детства обижен слухом. Бывало, наши ребята поют «Вечерний звон», так мне только доверяли «бом-бом» вытягивать!
Ленин широко улыбнулся.
— Убедили! Тогда прочтите вслух!
Старшой помялся и, глядя в сторону, несмело продекламировал:
— А дальше не знаю, — слегка задыхаясь, закончил он. — Это у них вроде припева…
В вагоне слышалось только металлическое позвякивание, тягучий скрип.
— Так вы считали, что об этом не стоило рассказывать?!
Старшой сокрушенно развел руками.
— Не знал я, товарищ Ленин… Думалось, как же это я буду отнимать у вас время на наши байки.
— Хорошая байка, — сказал Ленин. — И про винтовочку хорошо…
Он задумчиво глядел на оранжевые, колко похрустывающие в печурке уголья, потом достал из кармана блокнот и положил его на чурбак, стоявший рядом. Со стороны можно было подумать, что он не испытывает ни малейшего неудобства оттого, что приходится писать в таком положении.
— Когда сдадите вагоны, сразу отправляйтесь к военному коменданту Москвы, — сказал он старшому, протягивая исписанный листок. — Я думаю, он сумеет устроить вас в Москве до прибытия товарищей. И с пайком разберутся. Вам надо дополучить то, что следует. Задержка в дороге произошла не по вашей вине.
Длинный, неистовый рев паровозного гудка ворвался в теплушку. Казалось, что машинист решил известить всю столицу о своем прибытии. Мимо проплыли неясные блики зеленых и красных огней. Гудок оборвался, и сразу стало отчетливо слышно, как звенят провода в застывшем воздухе.
— Вот и приехали, — сказал Владимир Ильич, улыбаясь уголками глаз, — и даже в весьма подобающих условиях.
Красноармейцы поднялись, как по команде, но замечаний по этому случаю не последовало. Ленин тоже встал, шагнул к ним по скрипучему тряскому полу.
— До свиданья, товарищи! Спасибо вам за вашу большую, трудную работу!
НЕБОЛЬШОЕ ДЕЛО
В деревянной будке, прилепившейся у Спасской башни, товарищу Иванову пришлось ждать недолго. Просмотрев бумаги, дежурный покрутил ручку телефона и громко, раздельно произнес в трубку, что прибыл товарищ Иванов из Казани с докладом от товарища Милютина.
Все было просто, обыкновенно и все-таки непостижимо удивительно. Очень трудно было представить, что сейчас, в эти минуты, вместе с тысячью других вопросов в Кремле решается еще один: когда товарищ Иванов А. В. будет принят Председателем Совнаркома.
В Москве товарищ Иванов был недавно — месяца два назад. Он работал здесь в Наркомпросе, а потом его перевели в Казань.
Когда он уезжал, в Москве была осень, а теперь ранняя зима завалила снегом огромный город. Снег пластами лежал на крышах, дыбился неподвижными белыми волнами на бульварах. В глубоких траншеях, отрытых в снегу, с тяжелым гуденьем продвигались редкие трамваи.
Товарищ Иванов медленно шел по заснеженным улицам. Еще оставалось время до назначенных ему шести часов, и тут он вспомнил, что у него имеется одно небольшое дело.
Уезжая из Москвы, он сдал в багаж свой чемодан с немудрящим имуществом; хорошо иметь свободные руки, когда едешь в вагоне, где не повернуться.
Однако по прибытии в Казань выяснилось, что по каким-то причинам багаж не доставлен. Разбираться в этом у товарища Иванова не было времени Раза два забегал он на станцию, но багаж из Москвы так и не пришел. И вот теперь, пользуясь удобным случаем, он решил выяснить на месте, что произошло с чемоданом. В камере хранения приемщик мрачно выслушал его.
— Ладно! Проверим! Оставьте квитанцию.
— Так ведь это когда же будет? — заволновался товарищ Иванов. — Сколько же ждать? Мне чемодан нужен!
— Раньше времени не будет. Тут надо всю кладовую перетасовать!
Товарищ Иванов круто повернулся и пошел через заледеневшую платформу на вокзал. В ожидании посадки люди сидели и лежали, где придется. От дверей с истершейся медной дощечкой, где написано было с твердым знаком «Начальникъ вокзала», тянулась длинная путаная очередь.
Не рассчитывая на удачу, товарищ Иванов обратился к женщинам, толпившимся у двери: «У меня, товарищи женщины, застрял чемодан в здешнем багаже. Жду два месяца. А мне сегодня уезжать. Хочу спросить начальство!»
Слова эти вызвали неожиданное сочувствие, и товарищ Иванов приоткрыл дверь в кабинет. Человек в форменной шинели сидел за письменным столом и смотрел изучающе в какие-то бумаги.
Товарищ Иванов потоптался, покашлял. Неловко чувствуешь себя, когда должностное лицо видит, что к нему пришел посетитель, и все-таки продолжает заниматься своим делом.
— Что у вас? — спросил начальник, не отрываясь от бумаг. — Говорите, говорите, я слышу!.. Квитанция цела? Оставьте заявление в багажной кассе… Не можете больше ждать? Но мы тоже не можем все бросить и заниматься вашим чемоданом. Я вам сказал: оставьте заявление в багажной кассе. Разберутся.
«М-да-а, — мысленно протянул товарищ Иванов. — Тут у них застрянешь, как в болоте». Потом он поглядел на часы и испугался: что-то очень уж много они показывали. Все было мгновенно позабыто: и приемщик, и начальник, и чемодан. Через несколько минут он уже бежал по неосвещенным улицам, натыкаясь на снежные сугробы.
