На всё село один мужик (сборник) - [4]
– Я дважды не повторяю. У меня, может, есть характер. Есть, есть, конечно же. Если бы я был слабаком, сарделькой, какой черт назвал бы моим именем улицу, а?
– Не говори!.. Кто б назвал?.. Так как, говоришь, тебя зовут? А, прости, прости: Бабушкин. Так я на твоей улице, оказывается, и живу. И не знал! Слово даю – не знал! Живу и живу себе спокойно. А тут, выясняется, есть, существует где-то и человек, на улице которого я осел? Вот он, перед тобой. Далеко ходить не надо. Дай я тебя поцелую!
Бабушкин отвел руки Тузикова с растопыренными пальцами, которые тот наставил на него, подальше от себя:
– Если бы я со всеми целовался, знаешь, что со мной было бы, а?
– Чудеса, однако!.. – не мог успокоиться Тузиков. – Вон мой дом. Пойдем, гостем будешь!
– Посмотреть, как люди живут на моей улице, надо. Чтобы иметь представление. Ну, тогда пошли!
– Жена как раз на второй смене. Она тоже была бы рада.
Вскоре они сидели за столом в передней, Бабушкин листал альбом, а Тузиков показывал пальцем, поясняя снимки. Перед этим он не побоялся оставить гостя одного в доме – а чего бояться, когда это вон кто! – и сбегал в магазин, принес бутылку водки. Поскольку денег у него не было, то их выделил Бабушкин. «Конечно же, именем бедняка улицу не назовут, – добродушно думал Тузиков по дороге в магазин и из магазина. – Вот повезло так повезло! Хоть раз!..»
Когда выпили по рюмке, Тузиков поинтересовался, какая у Бабушкина самая любимая песня. Тот сначала задумался, даже сморщил лоб, а потом ответил, будто отрезал:
– Я без гармошки не пою!
– А если балалайка?
– Так себе… Но не побрезгую, если будет хоть какой аккомпанемент.
– У соседа возьму! – пообещал Тузиков и улизнул из дома.
Пока он где-то бегал, Бабушкин посмотрел в зеркало, что висело на стене рядом со столом, сделал важный, серьезный вид и сам себе сказал: «А что, может, оно так и есть… Не знаю, кто тот Бабушкин, однако же, если брать по большому счету, какая разница – кто он, тот Бабушкин? Может, это улица всех Бабушкиных, которые живут на белом свете? В Москве, в Питере, в том же нашем Гомеле? В Америке, если уж на то пошло, а? Нате вам, Бабушкины, улицу! Нет, Петр Михайлович, ты родился в сорочке. А сосед, Игнатович, так и заявил: «Я, Петр, был на твоей улице». А ты, Игнатович, побудь на своей. Что, отхватил? Где она, твоя улица? В каком болоте? То-то же! И не каркать мне! Где, где вы видели улицу имени Филина? Имени Степана Игнатовича Филина? А моя – вот она, родная! Не беда, что пока не ходят троллейбусы. Пустим!»
– Кого «пустим»? – показался на пороге с балалайкой Тузиков.
– Это я про свою улицу. Пустим, говорю, и троллейбусы.
– Пустим! Обязательно! С оркестром! – тряхнул балалайкой Тузиков. – Гуляй, город!
Бабушкин поправил хозяина дома:
– Гуляй, улица Бабушкина. Прошу не обобщать. Кстати, и песню напишем. Я попрошу самого известного композитора…
– Лученка можно, – предложил Тузиков. – Он для нефтепровода «Дружба» вон какой гимн сочинил. Его, его возьмем за композитора.
– А слова сами сложим, – предложил Бабушкин. – Да, Павел?
– Как пить дать!
– Стукнемся! Пусть все слышат!..
– Кто лучше, чем мы, знает материал? Я здесь живу. Так? Так. Вон на том огороде… под грушей… моя пуповина зарыта, может быть. Или где-то рядом. А ты, Бабушкин, про свою улицу да чтоб не знал, какие слова придумать? Х-хе-хе-хе!..
– Найдем. Это все вторично, брат.
– Подожди, а что – первично? – Тузиков, как часто делал до этого, опять протер рукавом рубахи глаза: они у него почему-то слезились.
– Выпить надо, – признался Бабушкин.
– Так в чем дело?
– Наливай, – промолвил Петр Михайлович и почти прослезился. Еще немножко, и лицо будет мокрым.
– Что, что с тобой, брат Улица? – насторожился Тузиков.
– Потому и плачу, что очень хорошие люди живут на моей улице. От счастья.
– Здесь ты на все сто. Угадал. Лучших людей нет на всем белом свете.
– И это все благодаря моей улице! Она, как магнит, собрала вас в кучу. Ты веришь мне, Павел?
– Как пить дать!
– А еще плачу, что редко сам бываю на своей улице. Занят очень, государственных дел хватает. А хочешь, насовсем перееду сюда? Соседями будем – хочешь? Возьму и перееду? Кто запретит? О-го-го!..
– Дай пять!
Пожали друг другу руки.
– А это, кстати, идея. Голова еще варит.
– По тебе же видно, что не дурак.
– Хоть и прозвище у меня – Почтальон.
– Вот как, а!
– Не обращай внимания. После школы газеты и письма разносил. Меня почтальонская сумка и вывела в люди.
– Верю!
– Одному начальнику принес конверт, а он и давай интересоваться, кто я и что я. И посылает меня учиться на эле… Тьфу ты! На элеватор начальником. А потом и пошло-поехало. И закрутилось!..
– И пошло-поехало – вот как!.. Знай наших, однако!.. А Зинка на второй смене, змея!.. А у нас – праздник!.. Съела, Зинка? Получила?
– Я, Бабушкин, должен жить на улице Бабушкина. И только так. Все, решено: завтра переезжаю. Продаю свои апартаменты и покупаю здесь дом. Есть дом для меня?
– Найдем!.. Хе, проблема!..
Выпили за переезд, запели. Песня не пошла, поэтому некоторое время посидели молча. Бабушкин наконец вздохнул, помахал головой, положил руку на плечо хозяина дома.
Новую книгу белорусского писателя составили произведения, в которых он остается верен своим главным принципам – любви к своей малой родине, к землякам, которые несут в себе свет доброты и верности, преданности родному очагу, многострадальной белорусской земле. Роман “Дом коммуны” – о прошлом и настоящем Гомеля, о Доме, в котором жили люди, жили счастливо, строили, как и все советские люди, светлое будущее… Однако настали иные времена, в Доме коммуны начинается совершенно другая жизнь, не похожая на прежнюю, и верится, что не зря герои романа сражались на полях войны, выживали в сталинских застенках, отстраивали, преодолевая холод и голод, разрушенный город… Короткие повести “Пост”, “ Участковый и фокусник”, “Игра” затрагивают непростые взаимоотношения между людьми. .
Любителям литературы хорошо знаком самобытный голос гомельского писателя Василя Ткачева. Он – автор многих книг для детей и взрослых, его произведения постоянно печатаются на страницах республиканских газет и журналов. Новую книгу писателя в переводе на русский язык составили лучшие рассказы из ранее вышедших книг «Тратнік» і “Снукер”, которые были тепло встречены белорусским читателем. Автор остается верен своей главной теме – любви и преданности своей малой родине – деревне. Его героям порой бывает скучно в повседневной жизни, им хочется чего-то светлого, необычного, таинственного, далекого.
Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.
Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.
Рассказы, написанные за последние 18 лет, об архитектурной, околоархитектурной и просто жизни. Иллюстрации были сделаны без отрыва от учебного процесса, то есть на лекциях.
Что делать монаху, когда он вдруг осознал, что Бог Христа не мог создать весь ужас земного падшего мира вокруг? Что делать смертельно больной женщине, когда она вдруг обнаружила, что муж врал и изменял ей всю жизнь? Что делать журналистке заблокированного генпрокуратурой оппозиционного сайта, когда ей нужна срочная исповедь, а священники вокруг одержимы крымнашем? Книга о людях, которые ищут Бога.
В психбольницу одного из городов попадает молодая пациентка, которая тут же заинтересовывает разочаровавшегося в жизни психиатра. Девушка пытается убедить его в том, что то, что она видела — настоящая правда, и даже приводит доказательства. Однако мужчина находится в сомнениях и пытается самостоятельно выяснить это. Но сможет ли он узнать, что же видела на самом деле его пациентка: галлюцинации или нечто, казалось бы, нереальное?
Книга Андрея Наугольного включает в себя прозу, стихи, эссе — как опубликованные при жизни автора, так и неизданные. Не претендуя на полноту охвата творческого наследия автора, книга, тем не менее, позволяет в полной мере оценить силу дарования поэта, прозаика, мыслителя, критика, нашего друга и собеседника — Андрея Наугольного. Книга издана при поддержке ВО Союза российских писателей. Благодарим за помощь А. Дудкина, Н. Писарчик, Г. Щекину. В книге использованы фото из архива Л. Новолодской.