На войне. В плену - [106]

Вера Урванцева».

Какие грустные, какие печальные эти письма, особенно второе, где она пишет о Семье (с большой буквы) так, что мне сразу в лице последней представилась вся Россия.

Милая девушка! Как она высоко ставит свою любовь к Родине, гораздо выше своих собственных страданий. Все ужасы войны и потери своих близких, родных – не заглушают в ней этой святой любви!

В горячих, полных участия и христианской любви выражениях я в своих ответных письмах, как мог, старался утешить милую тургеневскую девушку и просил ее дать свое мнение о «новом» в России.

В конце июля получил я от В. Н. ответное письмо, еще более печальное; привожу его здесь полностью:

«Воскресенье, 9 июля 1917 г.

Дорогой Александр Арефьевич!

Простите мне мое долгое молчание. Мой близкий друг называет все мои последние поступки – духовным огрубением. Я долго об этом думала и с душевной болью в этом созналась. Да, я очень огрубела душой. Временами в ней так темно и холодно, что со страхом, закрывши глаза, хочется бежать и не думать ни о чем. В такие минуты вспоминаю всех вас и особенно Вас, дорогой, и Ваши письма. Сколько в них участия и теплоты, веры в людей и в светлое… А я еще так молода, а уже не люблю людей, боюсь их, они так грубы в массах, злы и жестоки… Пишите мне, я так люблю читать Ваши письма, и когда на меня находят минуты отчаяния – „темная сила“, как грустно говорит мой оставшийся в живых последним за эту войну товарищ детства, – я беру Ваши письма, читаю их и стыжусь себя.

Уже три года, три года, как идет война, я давно уже потеряла смех, забыла радости; мне страшно и временами хочется плакать от невероятной тоски!.. Какая же я эгоистка! Я все-таки свободна, а вы… Простите мне, дорогой мой, этот эгоизм. Я всегда скрытная, теперь пишу Вам часто то, что никому не говорю; я не знаю Вас, никогда не видела и от этого мне легче, не стыдно… Что Вам сказать о новом? Может быть, все и ничего. Прочтите „Вишневый сад“ и „Сказку о рыбаке и рыбке“ (Пушкина). Правда, это вызывает злую улыбку? Безумно люблю Родину, и если будет нужно и буду я полезна, умру с радостью. Моим идеалом был еще в ранней юности, когда я училась – Керенский… Пишите о себе. Шлю карточку, но неудачный петроградский снимок, лучшие снимки затерялись. Вы их не получили. Нашим привет! Всего Вам светлого и ясного. Ваш друг

Вера Урванцева».

Только прочитав это письмо, я понял, что Россия гибнет. В этом полном откровенности ответе идеальной русской девушки-патриотки видны отчаяние и скорбь за Родину: «закрывши глаза, хочется бежать и не думать ни о чем», «я давно потеряла смех, забыла радости», «мне страшно и временами хочется плакать от невероятной тоски», «Вишневый сад» и «Сказка о рыбаке и рыбке».

«Разве эти фразы не дают представления того, что делается в России?» – думал я… Значит, все это правда, что рассказывают про ужасы «великой, бескровной» польские газеты ежедневно и те русские газеты, что иногда проскальзывают к нам в виде оберточной бумаги в посылках из России.

Сердце сжималось от скорби за свою семью, за близких и особенно за ту идеальную русскую молодежь, которая слепо верила красивым словам и «жестам» «вождей» вроде идеалиста Керенского! «Моим идеалом, – пишет В. Н., – в ранней юности был Керенский». Бедная, наивная девушка! Как мне больно, до слез жалко ее! Какую драму переживает она теперь, когда тот же Керенский допустил срубить «Вишневый сад»! Но можно ли ее обвинять за это увлечение Керенским? Ведь юность во все времена быстро шла на призыв к добру и красоте, а в России, в особенности учащаяся молодежь – студенты и курсистки, – всегда жертвенно «шли в народ» и за народ! За это попадали в Сибирь и разные тюрьмы.

Русская интеллигенция и русская армия в лице лучших своих офицеров всегда мечтали о конституционной монархии как наилучшем образе правления для русского народа. Конституции от царя все не получали, и вот нашлись люди, которые, не считаясь с моментом войны, когда особенно нужно было спокойное общее напряжение сил на фронте и внутри государства, совершили переворот: сбросили царя, развратили армию и впустили в Россию немецкого шпиона и коммуниста Ленина. Шайка международных авантюристов-коммунистов, прикрывавшихся псевдонимами в виде русских фамилий, возглавляемая этим Лениным, сначала, для закрепления своей власти, объявила «свободу»: «грабь награбленное», «бей офицеров и буржуев», «насилуй женщин» и т. п., а потом, окончательно захватив власть в свои руки, заменила слово «родина» – «интернационалом», причем стерла самое слово «Россия»! Веру в Бога и добро назвала «опиумом для народа» и, служа сатане, т. е. злу, в пытках и расстрелах уничтожила почти всю интеллигенцию, а вместо «земли и воли» русскому народу дала неслыханное в истории народов унизительное рабство и советскую нищету!

VIII. Лекции

«Комнатные» занятия. Выставка работ. Спектакли: постановки драмы и оперные.

Летом 1917 года в Гнаденфрее некоторые пленные офицеры усиленно играли в теннис. Состязания в теннис – русские против французов или англичан – обставлялись очень торжественно. Теннисная площадка и ограждения украшались национальными флагами (симпатичный комендант на это не обращал внимания), выносились из комнат скамейки и устраивался амфитеатр; на высокой площадке садился арбитр со звонком. Публика – почти все пленные офицеры – держала разные «пари», входила даже в некоторый азарт и… забывала о плене!