На войне и в плену - [19]

С началом лета военнопленных начали использовать для погрузки и разгрузки автомашин с продовольствием. Нам с Вальтером нравилась эта работа, так как она делала нашу жизнь не такой скучной, а нам помогала окрепнуть физически. Как работающие, мы получали дополнительные пайки, но к тому времени наши организмы уже успели настолько ослабеть, что даже дополнительное питание было недостаточным для того, чтобы мы могли нормально выполнять тяжелую физическую работу.

К счастью, русский шофер, в распоряжение которого направили нас с Вальтером, был настроен очень дружески по отношению к нам. Его звали Николай, однако по его настоянию мы звали его уменьшительным именем Коля. Иногда под его наблюдением нам удавалось слегка поживиться за счет тех грузов, с которыми нам приходилось работать. Мы очень радовались такой контрабандной еде, но, к сожалению, все, что нам удавалось украсть, приходилось съедать в сыром виде, так как мы не могли ничего пронести на территорию лагеря.

Одним из недостатков Коли была его чрезмерная тяга к выпивке. Как любой компанейский парень, он никогда не мог отказаться от предложенного стаканчика или бутылки. Когда у Коли была выпивка, он забывал обо всем вокруг, пока не выпивал все до дна. Когда такое впервые случилось при мне, он позволил мне сесть за руль, а потом такое случалось все чаще. Он увидел, что я — опытный водитель, и, похоже, не верил, что мы попытаемся сбежать.

Однажды мы с Вальтером сидели в грузовике вдвоем и ждали Колю, который исчез куда-то в поисках спиртного. Мы припарковали машину на обочине дороги у небольшой деревушки и наслаждались солнцем и свободой. Неожиданно невдалеке показалась легковая машина, в которой мы узнали ту, что принадлежала коменданту лагеря, русскому майору, очень строгому во всем, что касалось дисциплины. Я молниеносно выпрыгнул из кабины, пробрался в дом, в котором исчез Коля, и начал звать его: «Коля! Комендант едет!»

Он выбежал из дома, все еще держа в руках бутылку, и вскарабкался на водительское место. Я запрыгнул назад, в кузов. Когда комендант проезжал мимо, все было в порядке, и Коля был удостоен милостивого разговора. Он был очень благодарен мне за тот случай. Если бы комендант застал его за пьянством в рабочее время, да еще тогда, когда арестованные остались без присмотра, он непременно приказал бы его арестовать. А в заключении Колю подвергли бы побоям. Вместо этого майор дружески поболтал с ним, и Коля сказал ему, что я умею водить машину и вообще хороший работник, что я вряд ли попытаюсь сбежать.

— Хорошо, — кивнул майор. — Тогда можешь разрешать ему вести машину, когда тебе потребуется отдохнуть. Но не забывай, что ты за него отвечаешь.

Таким образом, в благодарность за спасение Коли от ареста я заслужил его полное доверие и получил официальное право садиться за руль. И то и другое было важно для меня, так как я планировал побег, но хотел совершить его так, чтобы Колю не наказали.

Я постоянно держал в голове различные варианты, но было очень сложно воплотить их в жизнь. В воздухе витали разнообразные слухи, но ни у кого не было точной, надежной информации. Некоторые из тех местных жителей, что встречались с нами в рабочих командах и были настроены на удивление доброжелательно по отношению к немцам, говорили мне, что линия фронта все еще не стабилизировалась. Она находилась в постоянном движении то в одну, то в другую сторону. Пока я ждал более точных и надежных данных на этот счет, произошло еще одно событие: Колю куда-то отправили, но ему на замену так никого и не прислали. В течение более двух месяцев я водил грузовик в рейсы без всякой охраны. Теперь уже мне доверяло и командование лагеря. Меня считали пленным, который приносит пользу и заслуживает доверия.

На станции Курск, где однажды утром мне довелось участвовать в разгрузке продовольствия с поезда, откуда его доставляли в часть НКВД, мы узнали очень важную новость. Ангелом, что ее принес, оказалась пожилая женщина, которая, на минутку оторвавшись от подметания платформы, шепотом сообщила мне, что немцы перешли в наступление под Курском и сейчас находятся менее чем в семидесяти километрах отсюда. Мои мысли моментально выкристаллизовались в одну идею: «Я должен бежать. Но как? Когда? В какую сторону?»

Здесь было важно не поддаться на первое импульсивное желание, но в то же время не потерять хорошую возможность. Преждевременная попытка, как и опоздание, могла стать в равной степени фатальной. Я переговорил с Вальтером, и мы сразу же начали готовиться. В течение десяти дней мы собирали мясные консервы, хлеб, соль — все то, что помогло бы нам продержаться во время броска навстречу свободе. Все это мы хранили в тайнике, который устроили за территорией лагеря и берегли, ожидая удобного момента.

И такой момент вскоре наступил. В полдень в лагере проводилось построение, после которого каждый экипаж отправлялся на станцию. После этого до полседьмого вечера я раз за разом совершал рейсы, перевозя военнопленных на поджидавший их поезд. Затем должна была наступить очередь лагерного имущества. Когда я в спешке в последний раз пробегал по территории лагеря, он напоминал мне школу в последний день перед наступлением каникул. Суждено ли мне остаться здесь на дополнительный семестр, или, быть может, я сумею устроить себе праздничные каникулы?