На войне Дунайской - [5]

Дудар рассматривал в бинокль укрепления на крепостном валу Рущука. Вдруг послышался стук копыт. По дороге со стороны Журжево мчался всадник, близко пригнувшись к луке седла. Корпус наездника чуть склонился вправо — посадка осетина!

Караев подскочил к дороге, поднял свою шапку с белым крестом, но всадник и не думал сбавлять скорость. Он одарил Дудара пронзительным взглядом, подкрепив этот взгляд оскалом зубов. Караев крикнул ему вслед:

— Эй! Фалау, куш-ма!..[4]

От этих слов, как от выстрела в спину, джигит неуклюже взмахнул руками, будто падая, но вдруг круто повернул коня и подскакал к дружиннику.

— Ирон да?[5]

— О![6]

Земляки разговорились. Это был ардонский парень, урядник Иналук Гайтов из 2-й сотни осетинского дивизиона. Он вез пакет в штаб-квартиру армии от командира дивизии Скобелева-первого.

— В наряде нахожусь ординарцем при генерале, — виновато говорил он. — Прости, друг, спешу. Завтра всем нашим объявлю, что нашел тебя с поповским крестом на шапке. Перебирайся к нам, Дудар, а то сами украдем тебя из ополчения.

— Прощай, Иналук! Землякам — салам!

Гайтов ускакал, оставляя за собой длинный шлейф пыли. Караев, задумавшись, шагал к лагерю. Там затрубил горнист сотни спешенное построение. Придерживая шашку, Дудар побежал на звук горна.

Дружина выстроилась в виде буквы «П», обратясь загнутыми флангами к Самарскому знамени, которое было укреплено на зарядных ящиках горной батареи. Рядом с древком стоял знаменосец Марченко в парадной форме ополченца. Справа и слева — ассистенты с саблями.

Раздалась команда дежурного офицера. Старший адъютант дружины, низенький, полный капитан в очках, зачитал по-болгарски и по-русски приказ командира ополчения. Это было короткое обращение к воинам о том, что час настал, и Родина надеется на своих сынов, которые призваны до конца выполнить святой долг. Капитан скомандовал «вольно» и продолжал говорить.

Получено «высочайшее» обращение к болгарскому народу. Прежде всего, этот призыв должны услышать ополченцы, чтобы всюду рассказывать населению о целях войны.

Вдруг капитан вытянулся и протяжно скомандовал:

— Сми-и-рна-а! Господа офицеры! — сделав паузу, добавил — Рр-авнение на знамя!..

Дружина замерла. Караев уловил взглядом, что только шеренга его друзей-охотников слегка покачивается. «Ну и разгильдяи», — подумал он.

Перед строем появился подполковник Калитин. Он начал читать обращение к болгарскому народу. Голос подполковника звучал взволнованно:

«Болгаре!

Мои войска перешли Дунай и вступают ныне на землю вашу, где они не раз сражались за облегчение бедственной участи христиан Балканского полуострова…»

Когда Калитин произнес слова о переходе Дуная, Караев легонько толкнул локтем рядом стоящего Тимофеева. Значит, наши солдаты уже на том берегу? Вот новость. Никто еще из воинов ополчения не видел, чтобы суда пересекли реку, служащую границей между Румынией и Болгарией. А это произошло на рассвете 17 июня. Под прикрытием тумана 14-я пехотная дивизия генерала М. И. Драгомирова форсировала Дунай у Зимницы и овладела небольшим плацдармом на том берегу, захватив город Систово.

«Неуклонно следуя древнему историческому преданию, — продолжал читать Калитин, — всегда черпая новые силы в заветном единомыслии… всего русского народа, мои прародители успели в былые годы своим влиянием и оружием последовательно обеспечить участь сербов и румын и вызвали эти народы к новой политической жизни. Время и обстоятельства не изменили того сочувствия, которое Россия питала к единоверцам на Востоке».

Дальше в обращении говорилось о том, что русская армия призвана утвердить за болгарами те священные права, без которых немыслимо мирное и правильное развитие гражданской жизни в стране. Эти права болгарцы приобрели не силой вооруженного отпора, а дорогой ценой вековых страданий и мученической крови.

«Жители болгарского края! — звучал голос командира дружины, — задача России создавать, а не разрушать. Она всевышним промыслом призвана согласить и умиротворить все народности и все исповедания в тех частях Болгарии, где совместно живут люди разного происхождения и разной веры. Отселе русское оружие оградит от всякого насилия каждого… Ни один волос не упадет с его головы, ни одна крупица его имущества не будет похищена без надлежащего возмездия. Но не месть будет руководить нами, а сознание строгой справедливости, стремление создать постепенно право и порядок там, где доселе господствовал лишь дикий произвол…»

В словах, обращенных к мусульманам Болгарии, не было ненависти. Но не были забыты жестокости и преступления, совершенные над беззащитным христианским населением Балканского полуострова.

«Мир не может позабыть этих ужасов, но русская власть не станет вымещать на всех совершенные вашими единоверцами преступления. Справедливому, правильному и беспристрастному суду подвергнутся лишь те немногие злодеи, имена которых известны были и вашему правительству, оставившему их без должного наказания…»

Калитин сделал паузу и продолжал читать. Правительство России заверяло мусульман, что их вера останется неприкосновенной, жизнь и честь их семейств будут свято охраняемы.