На войне Дунайской - [25]

Капитан Куропаткин прислал распоряжение в Кавказскую бригаду: «…Начальник отряда просит вас прислать толкового урядника с двумя казаками на Шипку, где урядник должен явиться к генерал-лейтенанту Радецкому и затем оставаться на Шипке до получения письменного приказания относительно нашего отряда».

Таким образом, Владикавказско-осетинскому полку, находящемуся ближе к Шипке, предстояло войти в прямую связь с защитниками перевала, поскольку бригада поступала во временное подчинение Радецкого — командующего отрядом шипкинских высот.

Посланный на перевал разъезд был возглавлен не урядником, а майором Сипяниным. В состав разъезда вошли всадники Осетинского дивизиона Гуда Бекузаров и Татаркан Кайтов.

Разъезд выступил на облегченных от вьюков лошадях с однодневным запасом сухарей и двойным комплектом патронов.

Еще на подходе к Гарбово всадники услышали гул канонады. Это 27 орудий Радецкого вели контрбатарейный огонь. Шипку заволокло пороховым дымом.

Утро 8 августа было прелюдией знаменитой шипкинской эпопеи.

Охотники-наблюдатели Болгарского ополчения, выдвинутые по приказу Столетова на южные скаты перевала, доложили о приближении со стороны Казанлыка огромной колонны турецкой пехоты, прикрытой с трех сторон сильными разъездами конницы.

Произведенный в унтер-офицеры за дело под Эски-Загрой, Дудар Караев почти каждую ночь находился со своей командой охотников в передовых секретах. С самого начала войны он не расставался со своим другом Фомой Тимофеевым. Они теперь были всегда на виду у майора Константина Борисовича Чиляева, который принял дружину после гибели Калитина.

Начальником охотничьих команд был назначен капитан Петушков, произведенный в этот чин за молодецкое поведение в огне Эски-Загры. С некоторых пор унтер-офицеры Караев и Тимофеев оказались в роли помощников Петушкова во всех охотничьих делах. На того и на другого капитан мог положиться как на самого себя.

Воины Шипкинского отряда так пригляделись к начальнику охотников и его помощникам, что стали называть их «святой троицей», а для лаконичности — просто «троицей».

Начальник штаба ополчения Рынкевич нередко отдавал такие приказания ординарцу: «Послать на троицу два ведра воды, небось пропадают от жажды».

Нелегко солдату на Шипке. Брызжет над Балканами огнистое солнце. Жарко. А внизу простирается прохладная долина Тунджи, по праву называемая Долиной роз. Ее зеленый ковер справа и слева от Казанлыка украшен рубинами алых роз и жемчужной россыпью белых.

По этому роскошному ковру ползет огромная пятнистая змея. Это походная колонна турецкого низама. Змея вдруг останавливается, вытягивает голову в сторону Тыжы и Шейнова, подбирает хвост и разворачивает свое гибкое тело боком к перевалу: войска Сулеймана-паши принимают боевой порядок. Кажется, что гадюка расчленяется на несколько обрубков, и они превращаются в сотни маленьких змеят, ползущих к подножию Шипки. Это таборы аскеров.

«Святая троица» притаилась на своем наблюдательном холме, надежно прикрытом каменным выступом от дурной пули со своих позиций и густым кустарником от турецкого глаза.

— Любопытно, — говорит капитан Петушков, глядя в бинокль. — Кто из них Сулейман? Не тот ли вон, в белом тюрбане?

— Никак нет, ваше скородие, — отвечает Фома, — то ихний главнеющий мулла, который муфтий называется. Мы его кажын день видели в Герцеговине. Скажи, Дудар, так?

— Да, это великий муфтий, — подтверждает Караев.

— Над ним — зеленое знамя пророка. А вон там, где сверкают позолоченные шлемы, видите, господин капитан?.. Там паша под боевым знаменем низама.

— Надо полагать, голубчик, что под седлом Сулеймана лучшая в мире лошадь. Вот бы ее зацапать. Ты обещал, Дудар, подарить мне трофейного коня. Не так ли?

Дудар вздыхает:

— Далеко до Сулеймана, ваше благородие. На охране его личности и штаба находятся пять гвардейских таборов. Пока не умрет последний аскер из этого конвоя, никто не притронется к паше.

— Первеющий в мире конь, ваше скородие, находится под Султаном Абдул-Гамидом. Под Сулейманом — второй. А первеющий-то под самим Абдулом.

«Троица» спокойно ведет свою забавную беседу, как будто впереди не многотысячное войско живых: врагов, а картина, висящая в зале Екатерининского! Эрмитажа. Мечтатель Фома с грустью высказывает свое сожаление, что нет здесь царь-пушки, из которой можно бы пальнуть картечью в самую гущу турецкой орды. Петушков бредит чистокровными арабскими конями, а Дудар, в меру своих сил, старается придать беседе более деловой тон.

Так они и беседовали, пока майор Чиляев не прислал вестового с устным приказом капитану Петушкову: всем охотникам немедленно убираться восвояси, под укрытия ложементов второй линии.

* * *

В течение дня турки сосредоточились на исходные рубежи для атаки Шипкинских высот. Вражеские батареи пристреливались к гребню перевала и к артиллерийским позициям русских. Ружейный огонь был только на стыке ополченских рот с отрядом князя Святополка-Мирского, на крайнем левом фланге русских, где колонна аскеров пыталась пробиться в ущелье — в обход Шипки.

Ночь прошла неспокойно. Охотничьи команды ополчения лазили ночью к лагерю низама для наблюдения возможных перемещений войск противника. Но турецкие палатки стояли на месте.