На восходе луны - [10]

Теперь же, глядя на смущенную Маринку, Андрюша ловил себя на том, что 'выбрасывать' вот эту легкую добычу ему почему-то не хочется. Да, она досталась ему практически даром, без особых стараний, без борьбы, без долгих ухаживаний и уж совсем без обещаний. По идее, он даже имя ее не должен бы помнить, ведь именно с целью не напрягать особо память он и пользовался всеми этими ласковыми прозвищами типа 'Маленькая', 'Сладенькая', 'Киска', 'Детка' и прочее. Однако ему почему-то доставляло необъяснимое удовольствие просто смотреть на нее, видеть ее смущение, ловить на себе ее молящий о пощаде взгляд, кричащий шепотом: 'Пожалей, не мучай, не смотри на меня так!'

Раньше он никогда не провожал всех этих 'Кисок' и 'Деток', независимо от того, где их 'окучивал' — дома ли, на даче. И какая ему разница, что уже поздно и последняя электричка может запросто махнуть девочке на прощание хвостиком? Это их проблемы, прекрасно знали, на что шли. Но почему-то Маринку не хотелось отправлять одну на станцию, да еще и мокрой дождливой ночью. Больше того, Андрей не сможет оставить ее одну и на вокзале: мол, до города я, как и обещал, довез, а дальше, детка, давай сама. Нет, он обязательно проводит ее до самого дома. И не только проводит. Уже в парадном он будет долго терзать ее в объятиях, мучая ее и себя, заранее зная, что продолжения не получится, и тем не менее даже от такой вот 'неоконченной пьесы' будет получать дикий восторг. К чему бы это?

А Маринка, уставшая уже отворачиваться от его пристального взгляда, ловящая его даже в окне вагона, словно в зеркале, взмолилась уже вслух:

— Не надо, Андрюша, не смотри так. Не надо…

И от одного голоса ее, от умоляющего тона, от того, как она произнесла его имя, Андрей понял: пропал. Вроде далеко не первая она называла его Андрюшей, но так, как она, с такой нежностью, к нему еще никто и никогда не обращался.

Глава 4

Марина прекрасно понимала, что является для Андрея всего лишь игрушкой. Знала, что от нее ему нужно одно. И не хотела давать ему требуемое, не хотела уступать. Не хотела и встречаться с ним, умудрилась даже противостоять Лариске, когда через пару дней та буквально умоляла ее вновь поехать на дачу. Как будто мало ей было той ночевки с Вовчиком, как будто не понимала, что нужна ему только для этого.

Лариска злилась, бесилась, прядая крыльями курносого своего носика, пыхтела от бешенства, ведь привыкла, что Маринка сопротивляется максимум две минуты. А тут полдня уговаривала упрямицу, а та — ни в какую: не поеду, и все тут. Пришлось ехать одной, ведь мальчики-то ждали, разве можно обманывать их ожидания?

Что уж там у них за встреча вышла, а только ранним вечером явился Андрюша:

— Малыш, я не понял. В чем дело, детка? Я тебя жду, а ты не приезжаешь.

— Знаешь, Андрюша, — сказала вроде просто, а у Андрея аж мурашки по телу поползли. — Не надо нам больше встречаться. Я глупость спорола, что в прошлый раз позволила себя уговорить. Не надо мне было ехать. Ну да что там, поезд ушел, ничего теперь не поделаешь. Только на продолжение не рассчитывай — продолжения не будет.

— Э! Э, э, э! Ты это брось! Что за шуточки — не будет продолжения! Это почему это? — искренне возмутился Андрей.

— Просто не будет, и все. И без объяснения причин. Если сам не догадываешься — объяснять бесполезно.

— Э, детка, ты что? Динамо? Нет, милая, так не пойдет. Малыш, я, между прочим, через весь город за тобой ехал, потому что видеть тебя хотел…

— Я не детка и не малыш, — перебила Марина. — И не видеть меня ты хотел, другое тебе нужно. Только ищи это другое в другой стороне. Все, Андрюша, прощай. И дорогу сюда забудь. То была банальная ошибка.

— Э, э! Какая ошибка? Ты сдурела?

Марина одарила посетителя холодным взглядом:

— Я не 'Э', у меня имя есть. Впрочем, я не удивлена, что ты его не запомнил. Иди, Андрюша, родители скоро вернутся. Я не хочу, чтобы они застали на пороге собственного дома сексуально озабоченного юношу.

— Э, детка, — опешил Андрей. — То есть Марина. Ты базар-то фильтруй! Это кто тут 'сексуально озабоченный'?

— Ну не я же! Позволь напомнить — это ты ко мне пришел, это ты меня тянешь на дачу. Это у тебя от желания аж глазки блестят. Только зря они блестят. Не светит им сегодня ничего. По крайней мере, от меня.

Андрей сменил тон. Как его бесили все эти недотроги. И ведь все до единой одинаковые, все хотят того же, чего и он, но нет, открытым текстом они этого сказать не могут, они же гордые! Они только в койках охать умеют, да только до койки их еще дотащить надо.

— Ну ладно, Мариш, — уговаривал он. — Ну покочевряжилась и хватит, будем считать, что я оценил твою скромность. Я уже стоять не могу, я тебя сейчас съем, несмотря на присутствие родителей! Ну поехали, ну, детка! Не упрямься же!

Марина рассердилась:

— Я уже сказала: я не детка! И угомонись — никуда я с тобой не поеду. Я не занимаюсь групповым сексом. Я этим вообще не занимаюсь! Случайно вышло, о чем я буду всю свою жизнь дико сожалеть…

— Сожалеть?! — возмутился Андрей. — Сожалеть?! Да ты же пищала от восторга! Вышло-то оно, может, и случайно, согласен, зато как было здорово! И тебе, между прочим, тоже понравилось.