На волшебном балу - [7]

Лаура откинулась назад. Как она утомилась!

Сначала ранний автобус до Эксетера, потом поезд в Хитроу, перелет сюда. Ее глаза слипались.

Должно быть, она задремала, потому что, очнувшись, застала в комнате горничную, сообщившую, что обед подан. Лаура неохотно поплелась вниз, предусмотрительно захватив с собой книгу. Она предпочла бы поесть в комнате, но не хотела кого-нибудь утруждать.

Лакей, ожидавший у лестницы, проводил ее в столовую. Она вошла и застыла на пороге.

Алесандро ди Винченцо был там, уже сидел за столом. Завидев ее, поднялся. На столе перед ним лежала стопка бумаг — видимо, он занимался ими до ее прихода.

Я думала, вы уехали, — не удержалась она.

Увы, — послышалось в ответ. — Как бы мне ни хотелось вернуться в Рим, я не смею оставить больного Томазо лишь на ваше любящее попечение.

Лаура ощутила, как вспыхнули ее щеки.

— Как он? — спросила она и направилась к единственному месту обширного стола, где стоял еще один прибор — прямо напротив Алесандро. И оказалась гораздо ближе к нему, чем ей бы хотелось. Впрочем, она вообще не желает находиться поблизости от него.

Чувство, несомненно, взаимное, решила она, перехватив его мрачный взгляд.

Состояние стабильное, — сказал он. — Если вас это волнует.

Я не хочу, чтобы он умер, — я уже говорила.

А я уже сказал, что это очень похвально, — фыркнул он. — Неужели у вас не нашлось ничего получше надеть к обеду?

— Нет, — отрезала Лаура. Знай, она, что он здесь, настояла бы, чтобы обед подали ей в комнату. Он последний, с кем она предпочла бы общаться. Открыв книгу, она начала читать. К ее облегчению, нежеланный сотрапезник вернулся к изучению своих бумаг.

Обед, по мнению Лауры, длился долго, до бесконечности. Одно блюдо за другим, да еще в такой обременительной компании. Единственной компенсацией была сама еда, на редкость вкусная. Подобрав последние капли восхитительного соуса, поданного к замечательно приготовленному барашку, Лаура поняла, что за ней наблюдают.

— Вы всегда так много едите?

Какое ему дело? Ей нравилось есть. Всегда. Поиски утешения в еде, как это подавалось в журналах. Но ей все равно. Образ жизни у нее не сидячий, и, занимаясь интенсивным физическим трудом, она имела хороший аппетит.

«Крепенькая», как называла ее бабушка. Возможно, к среднему возрасту, она растолстеет.

Сейчас же, спокойно проглотив последнюю ложку, она коротко произнесла:

— Да.

И продолжила читать.

Алесандро сердито отвернулся. Ни одна из его знакомых женщин не позволяла себе уплетать за обе щеки. Хотя в ее бесформенных тряпках фигуру рассмотреть невозможно, при такой прожорливости вес ее должен быть чрезмерным. Он вернулся к докладу о рыночных условиях Южной Америки.

Пусть хоть размером со слона будет — ему без разницы.

На следующий день из больницы позвонили и сказали, что Томазо разрешено принимать посетителей. Алесандро с облегчением проводил Лауру к ожидающей машине. Когда она села, судорожно переплетя пальцы, он внезапно спросил:

Что такое с вашими руками?

Ничего. А что?

Раньше он не замечал. Но, поди, заметь, если стараешься по возможности игнорировать ее соседство.

Они покрыты царапинами.

А, заживет. За день до отъезда я вырезала ежевику в саду. — Она повернула руки ладонями вверх. Здесь руки тоже были исцарапаны, а сами ладони — в сплошных мозолях.

Что вы делаете с собой?

В ответ — равнодушный взгляд.

Я работаю. Вартон сам за собой смотреть не будет.

Но у вас есть ведь обсуживающий персонал?

Да, конечно — четыре горничные и столько же садовников!

Он вздохнул.

Ну ладно, теперь с теми деньгами, что я вам дал, вы можете позволить себе кого-то нанять в помощь.

Сомневаюсь, что у налоговой службы то же мнение, — сухо заметила Лаура.

То есть?

Ваш чек оплатил первые взносы за кредит взятый после смерти моих дедушки и бабушки.

Потому я его и приняла. Иначе порвала бы в клочки. Но… я буду до последнего бороться, чтобы сохранить Вартон. И вы получите свои деньги назад, синьор ди Винченцо, уверяю вас. Когда я, наконец, начну получать доход от превращения Вартона в гостиницу…

— Неужели кто-то согласится платить, чтобы там остановиться? — скептически отозвался Алесандро. — Это ж насквозь промокшая, гнилая дыра!

Она вздернула подбородок.

— Я отремонтирую его. И не стану продавать до последнего!

Он окинул ее странным взглядом.

Вы так привязаны к этому месту?

Это мой дом.

Жестом он обвел окружающий пейзаж.

— При желании вы можете обрести новый дом здесь.

Ее лицо приняло обычное замкнутое выражение.

— Кроме того, — продолжил он, удивленно глядя на нее, — вам больше не придется волноваться о деньгах. Ваш дед с радостью даст вам все, что вы пожелаете.

В ее глазах загорелся злой огонек.

Очень жаль, что его сын не пожелал дать своей дочери единственное, что она в полной мере оценила бы, — признал бы ее существование.

Стефано был сам себе закон. Делал, что хотел. Он был…

— Негодяй, — закончила Лаура и вновь замкнулась в своей скорлупе. Агрессивная. Злая. Упрямая.

Знакомые эпитеты сами собой всплывали в голове Алесандро. Но к ним прибавился еще один, сочувственный. Откуда он взялся, Алесандро понять не мог. Он отмахнулся от него. Лауру Стов он жалеть не собирается.