На волосок от гибели - [61]

Девочка была жесткой, как хорошо выдержанное дерево.

— Я… Ты… Вы… не пришли вчера, — вот все, что осмелился выдавить из себя Гуз.

— Разве я вас не предупредила?

— Я… Да… Но…

Буль с угрозой в голосе отчеканила:

— Если вам угодно, я могу уйти.

Гуз кое-как извинился, что случилось с ним второй раз в жизни — первый раз он извинялся, когда на крестинах Берник наступила на окурок Джо Мича.

Буль оставалась с Берник до семи часов. Когда она вышла, Гуз хотел с ней поговорить, но она сказала, что у нее нет времени.

— Завтра я не приду. Приду послезавтра.

Задавать вопросы Гуз не решился.

Когда Буль обыскивали, никто не обратил внимания, что деревянного человечка в кармане нет.

Через день все повторилось как по нотам, только вечером перед уходом Буль сама захотела поговорить с Гузом.

Она смотрела ему в глаза, пока он не опустил их, потом отчеканила:

— Вы прекрасно знаете, что именно я собираюсь вам сказать.

— Нет… Да… Вы придете не завтра, а послезавтра.

— Нет. Ни завтра. Ни послезавтра. Никогда.

Гуз смотрел перед собой остановившимся взглядом. Но если подойти к нему совсем близко, то можно было заметить, что у него подрагивают губы, а в левом глазу намечается что-то вроде слезы. Улетала последняя тень надежды.

Все было кончено.

Он никогда не увидит, как из малосимпатичной гусеницы выпорхнет Берник его мечты, принцесса в розовом платье, которая подбежит к нему с криком: «Папа! Папа! Это я, Берник!» Он никогда не увидит свою дочь в фате новобрачной, в объятиях молодого человека, танцующей среди звезд. Она навсегда останется злобной грубой Берник, которая если и выйдет замуж, то возьмет в мужья малахольного дурачка, чтобы набивать ему шишки. Берник, которая перекусает своих детей и задушит свекровь.

— Причину вы знаете, — заявила Буль.

— Нет, — жалобно простонал Гуз Альзан. — Но вы не можете нас бросить. Берник уже стала гораздо мягче.

— Молмесс.

— Что?

— Молмесс, Молнесс. Это имя вам что-нибудь говорит?

Гуз испуганно посмотрел на Буль.

— Нет…

— Берник утверждает, что вчера в мое отсутствие она поколотила некоего Молнесса.

Гуз не отрывал растерянного взгляда от Буль.

— Нет, такого не может быть. Она не выходила из своей комнаты.

— Но Молнесс все-таки существует?

— Нет…

От сверлящего взгляда Буль у Гуза заломило затылок. Он поправился:

— Есть похожее имя… Но… Нет, это невозможно!

Буль холодно процедила:

— Мне кажется, что вы не понимаете!

— Берник не может его знать! Она не знает по имени ни одного заключенного!

Буль поднялась со стула, лицо у нее было мрачнее тучи.

— Значит, вы считаете, что я лгу?

— Нет. Никогда я…

— Значит, вы считаете, что лжет ваша дочь?

— Нет…

Ответ прозвучал уже не так уверенно. Буль пригласила:

— Пойдемте.

Она привела Гуза в комнату Берник.

— Бернисенька, — позвал Гуз, — Бернисенька, моя кисенька… Берник сидела под кроватью среди мха из нового матраса. Гуз попытался заглянуть ей в глаза.

— Твоя подруга мне сказала, что ты вчера сделала кое-кому бобо. А ты что скажешь?

Берник не удостоила отца ответом. Гуз продолжал:

— Кому наставила бобошек Бернисенька?

Из-под мха прозвучал ответ:

— Лолнессу!

Буль и Гуз посмотрели друг на друга и вышли. Гуз ничего не мог понять. Такого быть не могло. Никогда. Ни при какой погоде. Он попытался еще раз уговорить Буль переменить свое решение. Буль была непреклонна. Свое условие она поставила с первого дня.

— А что, если… — начал Гуз.

И замолк. Буль, казалось, его не слышала.

— Прощайте, — произнесла она.

Гуз пожал ей руку. Буль двинулась к двери. Гуз за ней. Похоже, у него брезжила какая-то мысль, но он не мог решиться.

— А что, если на голове заключенного не будет шишек?

— Какого заключенного?

— Лолнесса.

— Я думала, вы и имени такого не слышали, — выразила удивление Буль, не замедляя шага.

— Есть такая парочка в секторе строгого режима.

Буль остановилась.

— Ну, если у этих Молнессов не будет шишек, — сказала она. — Тогда другое дело.

Она повернулась к Гузу. В душе начальника тюрьмы шевельнулась надежда.

— Я сейчас же проверю. Сейчас же вам все скажу.

И он затрусил к двери. Буль его окликнула:

— Меня убедит только собственное обследование головы Лонесов.

— Лолнессов.

— Что вы сказали?

— Это невозможно.

— Спасибо. Я все поняла. Прощайте.

Буль открыла дверь. Гуз не мог этого перенести.

— Погодите!

— Не собираюсь. И головы обследовать не буду. Очень они мне нужны!

— Погодите!

— Нет. Для вас же хуже. Успехов с Берник!

— Очень прошу. Умоляю! Вы убедитесь сами. Я отведу вас в камеру Лолнессов.

Час спустя стало совсем темно. После множества новых проверок Гуз и Буль вошли в сектор строгого режима. Он находился внизу шара, и в нем было значительно тише.

Один поворот, второй, третий… Наконец они остановились перед камерой 001.

— Здесь, — сказал Гуз.

И прочитал Буль небольшое наставление, как она должна себя вести в камере. Потом поискал и не нашел у себя ключа. Тюремщик протянул ему свой. На решетке была табличка «Лолнессы». Гуз вошел в крошечную камеру. Было видно, что он в страшном смятении.

Буль вошла следом за ним. Ободряя его, она дружески хлопнула его по спине. Она усвоила, что здесь не имеет права произнести ни слова.

Гуз Альзан повернулся и не спускал с нее глаз. Эти двое заключенных были дороже всех девятисот девяноста восьми остальных вместе взятых. Войдя в камеру, Гуз не доверял даже стенам, а уж тем более Буль.