На волосок от гибели - [56]

— Верь и надейся!

А что можно было еще посоветовать, зная, что Тоби вот уже четыре с половиной месяца сидит под снегом с небольшим мешком еды? Трезвый разум, обычный расчет говорили только о самом худшем исходе, но в сердце Элизы сияла надежда, заставляя верить в невозможное.

Шестнадцатого апреля Элизе удалось проложить тропку к озеру, а оттуда до горы. Она стояла у подножия перед стеной подтаявшего снега и прикидывала, как бы ей на нее взобраться, и вдруг услышала голос. Голос окликал ее. Она уже готова была радостно выкрикнуть: «Тоби!» — но рядом с ней выросли четверо здоровяков, мокрых до ушей из-за весенней распутицы.

— Два часа зовем тебя, никак не дозовемся, малышка! Наконец-то догнали!

Подлый патруль Джо Мича снова открыл охоту на Тоби.

— Что ты тут делаешь, малявка?

— А вы? — поинтересовалась Элиза.

— Мы ищем Лолнесса-младшего. А ты что делаешь, отвечай!

— Я живу тут неподалеку и пришла посмотреть, не вернулись ли гигантские водомерки.

Элиза сказала первое, что пришло ей в голову. Для тупоголовых, с которыми она разговаривала, годилось любое объяснение.

— Найдешь нам Тоби Лолнесса, женюсь на тебе, — пообещал один из патрульных с горбом и большим красным носом, из-за которого едва виднелись маленькие глазки.

Элиза взглянула на него:

— Стоит постараться, — ответила она. — Теперь буду смотреть в оба.

Она подышала на руки, согревая их. Между ладоней у нее появилось белое облачко пара.

Толстонос подошел к Элизе поближе.

— Когда ты его еще найдешь! А пока давай-ка я тебя поцелую!

— Что вы! Что вы! Я это не заслужила! Подождите, пока найду вашего Лолнесса, тогда и получу от вас награду.

Польщенный Толстонос улыбнулся. Элизе ничего не оставалось, как отправиться обратно домой, и она уже сделала несколько шагов в сторону дома, как вдруг услышала, что патрульные говорят о профессоре и его жене. Говорили они по привычке громко. Услышанное пригвоздило Элизу к месту. До чего же трудно ей было двинуться дальше!

Но она все-таки добралась до цветного домика, и тут ее подхватила Иза.

На следующее утро, семнадцатого апреля, Элиза стояла перед снежной пробкой, закупорившей вход в грот. Всю вторую половину дня Элиза скребла ее и царапала, внимательно наблюдая за берегом озера. В шесть часов маленькая ручка Элизы преодолела последнюю преграду и оказалась по другую сторону снежной стенки. Элиза замерла. Из грота не донеслось ни звука.

Она принялась разгребать снег с удвоенной силой, так что вокруг нее заклубилось облачко снежной пыли. Теперь она уже ничего не боялась. Первым в пещеру вошел луч заходящего солнца, Элиза вошла за ним.

Очаг был еще теплым.

После дневного света она ничего не видела и негромко позвала:

— Тоби!

Никто не отозвался. Элиза двигалась как слепая, ее глаза никак не могли привыкнуть к темноте. Она наткнулась на полено, подняла его и подошла к очагу, где тлели угли, подернутые пеплом. Она положила полено на угли. Прошло немного времени, и длинный язычок пламени лизнул полено, вскоре оно запылало, осветив потолок и стены грота. И тут перед Элизой предстало творение Тоби: каменные стены опоясывала огромная фреска, нарисованная красным и черным. Элиза не могла оторвать от нее глаз. Ей казалось, что она вошла внутрь трепещущего сердца Тоби.

— Нравится? — спросил едва слышный голос.

Элиза кинулась на звук.

— Тоби!

Да, это был Тоби. Он лежал у стены, изможденный, худой, с ввалившимися щеками, но в глубине его глаз по-прежнему сияли звезды.

— Я ждал тебя, — сказал он.

Тоби никогда не видел, чтобы Элиза плакала. В тот день она не сдерживала чувств, спрятав лицо на груди у Тоби.

— Не надо, не плачь! Все хорошо! Посмотри, со мной все хорошо!

Он протянул ей платок, измазанный в красной краске. Элиза очень хотела не плакать, но слезы текли и текли. Тоби чувствовал, как ее сотрясают рыдания. Она взяла платок, стала вытирать слезы, и щеки у нее стали красными. Понемногу она успокоилась и стала рассматривать стены.

— Видишь, я делал дело. С давних времен люди расписывают пещеры, где должны лежать после смерти. Я четыре месяца рисовал окна в мир.

Распахнутые глаза Элизы вбирали рисунки Тоби. Да, это были окна в мир! Она уткнулась лицом в красной краске в одно из них.

— Элиза…

— Что?

— Я бы поел…

Семнадцать дней Тоби не ел ничего, кроме цвели. Элиза поспешила к выходу.

— Не-ет! Не оставляй меня! Вернись!

Перепуганная Элиза кинулась обратно. А Тоби понял, что сейчас он ни на секунду не смог бы остаться в темноте и одиночестве. Но Элиза все же успела схватить сверток, который принесла с собой.

— Теперь я буду с тобой, Тоби. Не бойся.

Она развернула промасленную бумагу На лице Тоби появилась счастливая улыбка. Он никогда еще не видел такой горы блинчиков с медом.

Чтобы окончательно оправиться, Тоби понадобилось три дня. На протяжении четырех с половиной месяцев заточения он изо всех сил старался не утратить подвижность и не одеревенеть. Гибкость к нему вернулась быстро. Теперь он с удовольствием играл в ночную бабочку на берегу озера, бегая, подпрыгивая и размахивая руками. Элиза никуда не отлучалась. Тоби нужна была эта тень, которая бы следила, как он бегает при лунном свете.