На виду у всех - [39]

- Не надо вам возвращаться домой, лучше оставайтесь у нас, место найдется.

Она тоже знает, что меня ожидает, она готова спрятать меня в своем доме. Но сейчас я уже взрослый и сам буду решать свою судьбу.

Осталось взять очередной отпуск, благо нам, агрономам, и давали отпуск зимой, когда работы меньше. Рабочий совхоза отвез меня на железнодорожную станцию. При нем я купил билет. Когда поезд Брест - Минск подошел к перрону, я побежал к хвостовому вагону, но не вскочил на подножку, а нырнул в пристанционный лесок. Поздней ночью добрался до своего стога. Забравшись внутрь, снял промокшую обувь, надел сухие валенки, отверстие в логове заткнул сеном, на всякий случай положил рядом заряженное ружье. Согревшись под ватным одеялом, я уснул глубоким сном. В последующие дни сохранялась солнечная погода с небольшими морозами. Я свыкся с новым положением. По утрам разжигал костер, готовил еду, был всегда выбрит. Ни один встречный не заподозрил бы во мне беглеца, подумал бы - отпускник-охотник.

Дней через десять поднялся ветер, началась метель. На следующее утро мне с трудом удалось выбраться из сугроба, наметанного вокруг стога. К полудню снег сменился дождем. Сидя в стогу, прислушиваясь к шуму непрекращающегося дождя, я с тоской думал: как мне быть дальше? Надо будет в конце лета добираться на Дальний Восток. Ведь там имеется Еврейская автономная область.

Ночью мне приснился страшный сон. Вроде еду в поезде, следующем в Биробиджан. В вагон входит ревизор, берет мой билет, внимательно вглядывается в меня и хохочет:

- В Биробиджан? Там евреев нет. Вышел указ ликвидировать область.

С ужасом замечаю на его фирменном кителе коричневые петлицы со знаками СС. Пытаюсь бежать, спрыгиваю со ступенек вагона и падаю в сырую холодную траву. Просыпаюсь, вокруг все сыро, снизу подсачивается вода. Надо уходить на время в сухие леса. Складываю в рюкзак самое необходимое, беру ружье, удочки, засовываю за пояс топорик. В пути зашел в сельский магазин, купил пряники. Продавщица завернула их в газету. На первой странице, как обычно, портрет Вождя. Но что это? Портрет в черной рамке. Сталин умер. Можно на время возвращаться домой. Если евреев еще не вывезли, то властям сейчас не до нас. В совхоз я вернулся ночью. Кажется, в мою квартиру никого не поселили. Ощупываю входную дверь, и, не обнаружив пломбы, открываю ее своим ключом. Квартира ожидала моего возвращения из отпуска.

Пуримшпиль Амалека на этот раз не удался. Врачей реабилитировали. Многие евреи плакали, жалели обожаемого Сталина. А меня мучили противоречивые чувства: радость и печаль. Всевышний явил чудо в Пурим 1953 года, пожалел нас, евреев-безбожников, а не послал ангела смерти к Гитлеру в Пурим 1933 года, чтобы спасти набожных евреев Европы.

Что-то изменилось в СССР. В Академии наук БССР я видел в списке сдавших экзамены по кандидатскому минимуму много еврейских фамилий. Воспользовались хрущевской оттепелью. В Минске я женился на выпускнице физмата. Позже Элла, став со мной сельской жительницей, многие годы учила деревенских детишек, возила их на математические олимпиады. Неплохи были и мои достижения в совхозе. Наградили меня медалью "К 100-летию со дня рождения И.В. Мичурина", а затем Большой серебряной медалью Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. В Москве на ВСХВ появился мой портрет. Позже меня направили в другую деревню в Могилевскую область на сельскохозяйственную опытную станцию. Там я подготовил и успешно защитил кандидатскую диссертацию. Получил авторское свидетельство на новый сорт яблони. Под моим руководством были выращены сотни тысяч плодовых саженцев и заложено много садов в Белоруссии. Садоводы-любители до сих пор вспоминают меня добрым словом. Однако галут не забывал напоминать нам о себе.

1967 год. Военные действия на Ближнем Востоке начались рано утром. Советские радиостанции передавали, что арабские войска победили Израиль. Сосед дяди Макса выразил ему свое соболезнование:

- Жаль евреев, но что поделаешь, разве они умеют воевать? Это же лавочники.

Но назавтра тон сообщений изменился. Оказывается, этот презренный "агрессор" разбил арабские армии наголову и захватил уйму современнейшей советской техники. Реакцию советского руководства можно квалифицировать как потрясание кулаками и скрежет зубовный. В газетах появлялись заголовки: "Агрессор не унимается". В карикатурах маленький горбоносый еврей (как в геббельсовских агитках) стреляет в высокого, красивого, славянского типа араба. Казенные евреи во главе с генералом Драгунским тоже клеймили "сионистских агрессоров".

Все это возрождало наветы на советских евреев. В детском садике города Клецка (Минская область) отравились насмерть дети. Во время похорон пустили слух, что детей отравила молодая воспитательница-еврейка. Присутствующие начали избивать девушку. Потом оказалось, что виноват повар. Холодильник много раз размораживался из-за перебоев в подаче электричества, и хранившиеся в нем рыба и мясо протухли.

В Минске при взрыве в цехе радиозавода погибло много людей. Пустили слух, что это дело евреев, хотя среди погибших было немало евреев. Готовился погром. Позже оказалось, что евреи тут ни при чем: испортилась вентиляция в красильном цехе.